Анжелика все время жалуется на скуку. Это неудивительно, ведь нелепо было бы устраивать бал или охоту сразу после почти одновременной – и столь трагичной – гибели нашего дорогого герцога и его высокопреосвященства. Печальна жизнь в нашей земной юдоли, и становится она еще печальнее с уходом таких достойных и даже святых людей. Грешно даже думать о том, чтобы омрачить светлый лик нашей скорби вульгарным весельем. Но увы, Анжелика не понимает этого. Здесь сказывается тлетворное влияние роскоши дворцовой жизни, отсутствие должных методов воспитания и потакание в детстве всем капризам. Но все же, как мне кажется, я могу разглядеть в душе Анжелики светлую искру, которую я надеюсь со временем раздуть в пламя набожной и благочестивой жизни. Конечно, надо действовать тонко, не читать нравоучений и не говорить прямо о своих намерениях, ибо демоны, пытающиеся совратить дорогую Анжелику с пути истинного, мгновенно насторожатся и настроят ее против меня. А ведь ни в коем случае нельзя оставлять ее одну в этой греховной жизни. Ведь мир земной в нашу эпоху нравственного упадка и морального разложения, несомненно свидетельствующую о его скорой гибели, полнится жуткими опасностями для невинной души. Под личинами достойных людей скрываются богомерзкие еретики и ужасные некроманты, главная цель которых – совращение добрых христиан с пути истинного, предписанного нам Господом Богом нашим Иисусом Христом. Чистая душа Анжелики пока еще – слава Богоматери и Сыну Ее! – остается не затронутой этими отвратительными влияниями и страдает лишь от несколько чрезмерного легкомыслия, но необходимо хранить бдительность и стоять на страже чистоты Истинной Католической Веры. И вот тут, как ни странно, исполнению моего долга чрезвычайно мешает отсутствие придворных развлечений. Ведь я хорошо знаю лишь членов моей семьи, а даже тень сомнения не может коснуться моей уверенности в их благочестии и правоверии. Мне необходимо больше узнать об окружающих людях, чтобы суметь различить, кто из них показывает свое истинное лицо, а кто скрывается под маской лицемерия. И как же еще благородной даме познакомиться с дворянами Лотарингского герцогства, как не на увеселениях, праздниках и охотах? И потому, скрепя сердце и подавив горечь, я вынуждена присоединиться к попыткам Анжелики устроить какое-нибудь развлечение. Суров путь христианина, и нужно принести тяжелые жертвы во имя долга, черпая мужество в примере Господа Бога нашего Иисуса Христа и сонма мучеников.

***

Ужасное известие омрачило этот день, который, казалось бы, не предвещал ничего плохого. Достойнейшего человека и моего горячо любимого духовного наставника брата Ангеррана заключили в тюрьму. Его обвинили в том, что он превысил полномочия своей должности Верховного Судьи Лотарингского герцогства. Но как они посмели подумать, что он нарушил истинный свой долг – долг блюстителя веры, ибо истинное его служение – это служение в качестве Главы Святой Инквизиции в Лотарингии! Конечно, стезя его не везде пролегала ровно и легко – труден избранный им путь. Так, только недавно он сильно огорчил меня. Я указала ему на чрезвычайно расстроившую меня склонность Алигерна, ученика придворного алхимика, к пагубному православию. Но брат Ангерран заметил на это только, что фигура Алигерна слишком незначительна, чтобы обращать на нее внимание: он, по его словам, занят очень важными делами и не может тартить свое время и силы на всякую мелкую сошку. Как же глубоко удручило меня это заблуждение брата Ангеррана! Пред лицом Господа Бога нашего нет малых и великих, душа нищего и душа короля одинаково важны для Него, и если во власти Врага рода человеческого окажется даже нижайший из простолюдинов, то это должно глубоко обеспокоить Инквизицию и заставить ее сделать все для спасения этой заблудшей души. Но как может брат Ангерран исправить это свое упущение, если он брошен в темницу?! Да, он оступался на своем пути, но материнским убеждением Святой Инквизиции надлежит указать ему на его ошибки, чтобы он приложил все вилы к их скорейшему исправлению. И более всего возмутило меня поведение Церкви. Хотя брат Ангерран предъявил им свои полномочия, клир наш проигнорировал их, предпочтя счесть их фальшивкой. Это неуважение не только к члену Святой Инквизиции, но и к ней самой, ибо были отвергнуты заверенные ею документы. Это просто высокомерное презрение по отношению к ней! Я уверена, Господь Бог покарает отступников тяжелой дланью Своей. Все в воле Господа, и следует положиться на нее. Но долг каждого христианина -–способствовать Замыслу Господню по мере слабых сил своих, и потому я постаралась также внести свою лепту в Божье Дело. Я послала письмо Командору Святой Инквизиции с истинным описанием богопротивных дел, которые творят представители лотарингской Церкви. Я обратилась с мольбой принять меры для исправления существующего положения. Я уверена, что послание это получит отклик, ибо сие угодно Богу.

***

Как же радует меня то, что есть еще добрые люди в Лотарингии! Я пыталась найти пути освободить брата Ангеррана, но нет никакой возможности сделать это: возможно, Господь Бог решил, что настало время кары этому человеку за его грехи. Но христианину надлежит сострадать и помогать своим ближним, и, следуя велению своего сердца, я обратилась к придворному палачу. Естественно, он не мог вообще не мучить брата Ангеррана, симулируя пытки в случае приказа. Человек должен честно выполнять свой долг, и ответственность господина палача весьма похвальна. Но он оказался очень человеколюбивым и благородным мужем и согласился, ежели брата Ангеррана прикажут пытать, сделать так, чтобы мучения его были недолгими. Тогда Ангерран умрет быстро, почти не испытав страданий, а кроме того, он не выдаст ничего из тайн Святой Инквизиции (в частности, наших с ним отношений). И в благодарность за это доброе дело господин палач взял совсем немного денег, всего 100 экю. Очень милый человек.

***

Руку Господню вижу я во всем происходящем. В ответ на мое послание мне пришел документ, в котором действия его владельца признавались напрямую действиями Инквизиции. Признаюсь, искушение не миновало меня. Был соблазн отомстить некоторым людям, распускавшим обо мне грязные слухи. Но я справилась с этой греховной слабостью и отвергла соблазн: месть – грех сама по себе, но еще тяжелее он становится, если для мести используешь документы, предназначенные на богоугодное дело. Но здесь я оказалась в затруднении. Я ведь только слабая женщина, мне всего 16 лет и я младшая дочь не самого влиятельного человека. Я всем сердцем сочувствую Инквизиции, но я не ее официальный представитель. Разве могу я при этом предъявлять какие-то права? Тем более что я совершенно не разбираюсь в политике и не хочу в нее вмешиваться. Да и, помимо прочего, моя связь с Инквизицией станет всем известной, в том числе и Антуану. Он питает прискорбную нелюбовь к Святой Инквизиции; не знаю, откуда это у него, возможно, кто-нибудь наговорил ему всякой нелепой лжи в этой варварской Венгрии, в которой он провел столько времени. Я уверена, что постепенно исправлю это мягкими уговорами, но вряд ли делу моему будет способствовать ссора с братом.

Учитывая эти соображения, неблагоразумно было бы самой добиваться освобождения судьи. Поэтому я находилась в растерянности. Но на все есть Провидение Господне: как раз в это время в столицу приехал посол Франции, который по совместительству являлся представителем французской Инквизиции. Узнав об этом, я поняла, что сей брат Ренар был послан Господом специально для свершения угодного Ему дела. Я разыскала брата Ренара в одном из дворцовых коридоров и попросила его принять мою исповедь. К моему величайшему удивлению, он принялся поначалу отказываться и предлагать мне обратиться к одному из местных священников. Лишь после весьма настойчивых просьб с моей стороны брат Ренар согласился выслушать меня. На мой взгляд, весьма опрометчиво для члена Инквизиции отказываться исповедовать молодую дворянку, которая сама же к нему обратилась, если он приехал в эту страну, чтобы заручиться поддержкой местного правителя. Глупо отказываться от информации, которая сама плывет тебе в руки. Да и вообще, манеры брата Ренара оставляют желать лучшего. Особенно не по душе мне его вульгарный язык. Когда я обратила его внимание на грубость многих его выражений, он на это ответил, что так он научился говорить в своем доминиканском монастыре. На месте доминиканцев я бы задумалась о нравах, царящих в их монастырях во Франции, и о том, делают ли они честь их ордену. Однако это неважно, а важно то, насколько брат Ренар соответствует миссии, назначенной ему Господом. Хотя и не имеет смысла об этом задумываться – ясно, что Отец наш Небесный не стал бы пользоваться негодным орудием. Действительно, брат Ренар проявил полное понимание. Правда, не сразу. Я долго расспрашивала его о его месте в Инквизиции, о его полномочиях и целях, затем я предъявила ему переданный мне документ и описала возмутительное положение дел в отношениях между Церковью и Инквизицией в Лотарингии. На мой взгляд, речь эта не вызвала у брата Ренара должного энтузиазма. Мой рассказ у него, представителя Святой Инквизиции, должен был бы вызвать приступ праведного негодования, и следовало бы ему немедленно начать обдумывать способ освобождения брата Ангеррана. Однако он остался совершенно спокойным, и мне самой пришлось объяснить ему, зачем вообще я все это ему рассказала и что мне от него надо. И все же, когда брат Ренар понял, что я прошу от него помощи, он изъявил полную готовность ее оказать. Я передала ему присланный мне документ и попросила его поговорить с архиепископом наедине. Ник чему выносить сор из избы. Несомненно, брат Ренар, снабженный такими полномочиями, сумел бы убедить его преосвященство отпустить брата Ангеррана на свободу и публично перед ним извиниться. Уверена, что брат Ренар справился бы со своей задачей. Однако не на то была воля Господня – Отец наш решил, что настало время брату Ангеррану окончить свой жизненный путь, и с помощью этой смерти изволил Он показать, насколько глубоко погрязла в грехах лотарингская Церковь. Ангеррана казнили сразу после нашего с братом Ренаром разговора, и казнь эта выявила глубокое равнодушие нашей церковной иерархии к ее прямым обязанностям и полное ее своекорыстие. Доказательства предъявлены и приговор вынесен, и надлежит теперь привести его в исполнение. Кара Господня настигнет грешников. Но в тот момент я не могла внести вклад в святое дело. Из-за начавшейся войны Антуан направился в замок Метц собирать войска и взял с собой семью, в том числе и меня. Но отсрочка приговора его не отменяет.

***

Все эти дни вынужденного бездействия остудили первый пыл моего негодования, но только закалили мой дух и утвердили решимость следовать своему долгу. По возвращении я немедленно нашла брата Ренара. Господь уже покарал главного виновника казни – архиепископа Мишеля, который позорно умер от руки гнусной еретички Габриэлы. Но наказать пособников этой богопротивной казни Он предоставил нам, его слугам. Я указала брату Ренару, что Бернар, нынешний архиепископ, был первым помощником Мишеля и, несомненно, также виновен в преступлении. За это следовало его должным образом наказать, и прежде всего бросить в тюрьму, как и несчастного Ангеррана. К возмущению моему, брат Ренар отнюдь не сразу проникся моей правотой: он стал отказываться и спрашивать, к чему это нужно. Но Господь вразумил его через мои слова, и негодование мое оказало свое воздействие: Ренар затем согласился с моей точкой зрения, что архиепископа необходимо арестовать. Он прибавил, что устранение Бернара прекрасно согласуется с его политическими интересами. Я, конечно, не разбираюсь в политике, но уверена, что устремления брата Ренара угодны Богу во всякой области, и вижу промысел Господень в том, что наказание, само по себе необходимое для искоренения греха, в то же время содействует и иным добрым делам. Мы с братом Ренаром составили обвинительный акт, в котором по пунктам перечислили преступления архиепископа. Брат Ренар предложил обвинить его в ереси, и я полностью с ним согласилась: человек, столь легко осудивший на казнь главу местной Инквизиции, не может придерживаться истинно правой веры и, вне всякого сомнения, повинен в какой-либо из многочисленных ересей. Еще брат Ренар настоял на обвинении Бернара в предательстве родины и в том, что он является английским шпионом. Не знаю, на самом деле. Эта мысль странна для меня. Но это брат Ренар разбирается в политике, а не я, ему видней. К сожалению, главное обвинение брат Ренар поместил на последнее место. Абсолютно точно, что главный грех архиепископа заключается в неуважении к Святой Инквизиции и ее документам, в огульном обвинении члена ее и неправомерной казни Ангеррана. Не понимаю, почему нельзя было начать именно с этого. Но брат Ренар был категорически против. Наверное, ему лучше знать; я никогда ранее не составляла обвинительных актов. Но как бы то ни было, я исполнила свой долг, и дальнейшее находилось в руках брата Ренара. Как и следовало ожидать, это богоугодное дело завершилось успехом, и гнусный грешник Бернар отправился за решетку.

***

Ах, ну как могла я ожидать такого поворота в судьбе моей! Кто бы мог подумать, что этот вполне милый господин, приехавший ко двору в качестве посла, окажется английским шпионом! И как я могла догадаться, что он питает такие замыслы по отношению ко мне! Он так приятно побеседовал со мной, предложил мне поездку по Франции (я, конечно, ответила, что соглашусь лишь после разрешения моего дорогого батюшки). И вот какие-то люди выкрали меня из моего дома и везут теперь по окольным лесным дорогам, а все это по приказу этого человека! Мне он велел передать, что полюбил меня всем сердцем, а так как ввиду его двусмысленного положения мое согласие на нормальный брак было невозможно, он велел похитить меня. Эти люди везут меня в Англию, к его семье, где мы должны пожениться. И в самом страшном сне не могло мне присниться, что меня насильно увезут из милой родины, от любимого отца, обожаемого брата и сестер, да еще и таким непристойным образом! Как бы там он ни любил меня, но такого нарушения приличий я ему никогда не прощу. Впрочем, мне ли сетовать? Ведь знаю я, что во всем есть Провидение Господне, и, без сомнения, похищение это входит в замысел Его. Богомерзкие ереси, я уверена, процветают в Англии, о чем свидетельствует хотя бы это гнусное нападение на Лотарингию. И также я уверена, что Господь Бог наш Иисус Христос счел, что настало время искоренения их и обращения этой страны к Божественному свету. Видимо, нет в Англии истинных борцов с ересями (доказательством этому их чрезмерное распространение в стране сей), и нуждаются правоверные англичане в тех, кто бы позаботился о чистоте их веры и об их душевном спокойствии. Несомненно, долг мой заключается в том, чтобы выводить подлых английских еретиков на чистую воду. И должна я смириться со многими трудностями и неудобствами, предстоящими мне на пути моем. Начать же нужно с этого безобразного похищения: молча должна снести я свой позор, с тем чтобы утвердиться в английском обществе и иметь возможность расследовать ереси и преступления против веры. Кстати, правоверие будущего мужа моего вызывает во мне глубокое сомнение. В любом случае, не стоит печалиться: мне всего лишь 16 лет, и моя жизнь только начинается.