Автор: Трейсмор Гесс

Pairing: Люпин\Поттер\Снейп\Малфои\Реддл

Рейтинг: G

Жанр: эксцентрик-романс

Краткое содержание: финал седьмого курса Хогвартса проясняет многие вещи.

Disclaimer: Персонажи заимствованы у Дж.К. Роулинг. Здесь они пережили седьмой том.

Примечание: Рассказ является ответвлением дилогии «Мистеру Малфою» и «Синий бархат»

Размещение: с разрешения автора.


1.

Ремус Люпин уезжал из Лондона в 23.10 обычным поездом. Война вошла в последнюю стадию, истончив волшебный мир, и любой магический транспорт стал опасен. Теперь на неопределенный срок любой волшебник – а тем более член Ордена Феникса – был вынужден не только двигаться, но и действовать в плотном мире магглов. Иголки, как известно, теряются в стоге сена.

На столе в лондонской штаб-квартире осталась перевернутая банка с летным порошком. Камины? Какие камины? Каминная сеть под контролем министерства, а там предатель на предателе. Аппарация? Какая аппарация, если лицензии аннулированы, и всякий, кто решится на перемещение, попадает под подозрение как сторонник тьмы?

- Это смешно, - кутался в шарф Люпин. – Неужели я похож на Пожирателя?

- Петтигрю тоже не был похож.

…Люпин перевел взгляд со своих рук, убиравших шарф под лацканы плаща, на оконное стекло. Апрельский вечер пасхальных каникул источал влагу, близость голой земли, перегнившего мусора, неона, смога, корабельного мазута, дорогого табака и сотню запахов большого города, за которыми лишь едва угадывалась горечь липких почек и тины. Люпин ненавидел Лондон как любой мегаполис – и одновременно болезненно любил его. В Лондоне с ним никогда не происходило ЭТО, потому что он всегда принимал меры, и теперь казалось, что дело не в мерах, а в самом городе, пока он в городе – он может чувствовать себя человеком.

- Ремус, там вовсе не так зябко, - проследил за его взглядом Артур Уизли и почесал нос.

- Дурацкая привычка, - хлопнул по лацкану Люпин. – Мерзну в городах.

- Возьмите мой свитер, профессор.

…Он этого голоса Люпина передернуло. Он был бы рад считать, что причиной тому неожиданность или жалость расставания. Но это была очевидная нервная дрожь, какая случается всегда, когда что-то подтверждает ваши худшие подозрения. Обычно она сопровождается горьким театральным смехом, столь частым на экзаменах. Это значит, несчастному досталось именно то, что он так и не выучил.

- Спасибо, Гарри, - расхохотался Люпин. – В поезде он мне не понадобится. Вот если бы предстояло лететь на метле…

…Он мысленно сплюнул от плохо удавшейся шутки и от жалкой улыбки, сопроводившей ее. Словно разговаривает с младенцем.

- Вот именно, Люпин, - прогудел Грюм, хромая к выходу, чтобы пожать на прощание руку. – В вагоне куда безопаснее. Ты же понимаешь - ни один Малфой или Лестренж не поедет маггловским поездом… - Грюм подмигнул, и от этого жуткого дерганья его лицо окончательно обезобразилось.

- Да уж, - пожал Люпин протянутую руку. – Но немного жаль шоколадных лягушек.

- Ничего, - примирительно похлопал его по плечу Артур Уизли. – Зато в этих поездах есть проводницы. Знаешь, такие, вроде Филча – но куда моложе. Конечно, никакого сравнения с лягушками…

- Я ненавижу их музыку, - подхватил саквояж Люпин и обвел глазами комнату. В комнате оставались старый граммофон, четыре хороших человека и одинокий Мальчик-который-выжил. Его поезд уходил два дня спустя. – Я от нее болею.

- Вы любите джаз, я помню, - сказал Гарри, улыбаясь, и посмотрел в пол. – Я вас провожу.

- Нет, Гарри, - мягко отстранился Люпин по привычке. – Это слишком опасно.

- Я посажу вас на поезд, профессор, - сжал губы Гарри. – Вы перепутаете платформы. И к тому же, я знаю, как надо ловить такси.

***

…До вокзала доехали втроем. Ни один маггл не заподозрил бы в Рональде Уизли, поминутно прикладывающимся к банке пива, нечто большее, чем хулигана-переростка, и ни один волшебник, попадись он случайно на пути, не признал бы в помятом мужчине средних лет свою ровню. Что до Поттера, то он законспирировался лучше всех: он снял очки.

- «Лондон-Бирмингем-Глазго», - отхлебнул на ходу Рон, выставив банку в сторону табло. - Пятый путь. Какой там вагон, профессор?

- Позвольте… - Люпин похлопал по карманам плаща и после минутной паники выудил из брюк бумажку. – Вот.

Он протянул билет, и Гарри уставился в него, щурясь. – Хорошо. Двенадцатый плацкарт. Побежали.

- Профессор Люпин, - нехорошим голосом осек товарища Рон. – А где ваш паспорт?

- Паспорт? – Люпин привычно хлопнул себя по карману плаща, но тут же опустил руку. – Какой паспорт, Рон?

- Ну, документ, по которому вы покупали билет!

- Я не покупал билет, Рон, - усмехнулся он. – Мне его принесла Тонкс.

- Что?! – Гарри развернулся и минуту пожирал Люпина глазами. Его лицо казалось очень взрослым и очень злым.

- Не волнуйся, Гарри, - взял его за руку Люпин. – Я сотню раз ездил поездом, и у меня никогда не было никакого документа. Уверяю тебя, это совершенно никому не нужно…

- В Хогвартс-экспрессе, разумеется, не нужно!

- Господа, то есть Гарри, - наклонил голову Люпин, и глаза его опасно блеснули. – Если вы не хотите, чтобы я опоздал и был вынужден прибегнуть к аппарации, я просил бы вас пройти к вагону.

Рон допил банку и пожал плечами.

***

Поезд стоял на пятом пути, и у вагона толпилась очередь. Проводник брезгливо проверял билеты.

- Стоп! – скомандовал Люпин. – Давайте, мальчики, постоим.

- Сколько? – машинально переспросил Гарри.

Но профессор Люпин не слышал: он закрыл глаза и беззвучно бормотал что-то улыбчивыми губами. Проводник кашлянул и сдвинул фуражку на затылок. Потянуло лесной сыростью. Огромный чемодан, который в этот момент вплывал в дверь вагона, сорвался и плюхнулся на платформу. Послышалась ругань. Профессор Люпин бормотал. Замерший проводник сонно обвел глазами очередь, чемодан, суетящихся старух, темное весеннее небо, и сдвинул фуражку на нос.

- Профессор, - хмыкнул Гарри. – Я думал, вы играете по правилам!

- Какие правила, Гарри? – удивился Люпин. – Я ничего такого не делаю.

- Профессор только собирается, - кивнул Рон. – И каков план?

- План таков, - раскрыл глаза Люпин. – Ты, Рон, остаешься здесь и машешь руками вон той барышне, допустим, Эмми. И громко зовешь ее сюда, а то опоздает. Мы с Гарри втискиваемся в вагон, как только в него запихнут чемодан, причем мой билет показывает Гарри. Это все. Ну, пошли!

- Эмми!! – заорал Рон. – Эмми!! Мы уже поехали!! У тебя двенадцатый вагон!!

- Позвольте, позвольте!! – толкался локтями Люпин. – Я с провожающими! Простите, мэм! Простите, сэр!

- Э… - налетел на проводника Гарри. – Э… вот! Черт, мы чуть не опоздали!

- Кто из вас уезжает? – тупо смотрел в билет проводник.

- Я провожающий! – подтолкнул Люпина в вагон Гарри. – Это самое… И у меня его багаж!

- Эмми!!! – орал Рон. – Факен шит! Мы уже поехали! Шевелись!

- Что вы себе позволяете!.. – набычилась дама, которой Гарри отдавил ногу. – У нас тоже багаж, и мы тоже опаздываем! Куда вы лезете?

- Извините, мэм!

- Не толкаться! – изрек проводник, теряя почву под ногами.

- Гарри! – кричал Люпин из вагона. – Где, черт возьми, мой саквояж?!

- Сэр, он у меня! – полез Гарри внутрь. Билет трепыхался на ветру. Очередь галдела.

- Документ возьмите, - пихнул Гарри проводник. Три билета разом обозначились перед его лицом, и он выглядел еще более брезгливым, чем прежде. – Не толкаться! Не толкаться!..

- Так! – сказал Люпин, отбирая у Гарри саквояж и закидывая его на самый верх. – Отлично сработано! Ну что? Никому не скажешь, что старый идиот не умеет ездить в поездах?

- Что вы, сэр! – засмеялся Гарри. – Но будет еще одна проверка…

- …Во время которой я буду спать на верхней полке как младенец. И, надо сказать, я отлично умею отводить глаза.

В открытом купе у окошка пассажирка, словно прицениваясь, разглядывала вокзальные фонари. Теперь она обернулась и с тем же вниманием разглядывала вошедших. Люпин стоял к ней спиной, опершись на верхние полки – его старый бежевый плащ почти закрывал ей обзор. Гарри прислонился плечом к поручню.

- Профессор, - сказал он, подняв на Люпина глаза. Он плохо видел в тусклом свете, наверное, поэтому его зрачки были так расширены. – Ремус. Мне надо с вами поговорить.

- Что? – резко выдохнул Люпин, убирая локти с полок.

- Это по поводу нашего дела. Ну, вы понимаете. По поводу того, как все кончится.

- Черт, - метнул взгляд назад Люпин. – Здесь полно людей!

- Вокруг всегда полно людей! – зашипел Гарри, беря Люпина за лацканы плаща и почти шепча ему в ухо. – Но в штабе еще хуже. Там наши.

- Быстрее, Гарри! - наклонился Люпин. – Поезд сейчас тронется.

- Плевать. Я уже целый год не могу вам это сказать! И мне надо сказать это вам в глаза, а не слать сов!

- Черт! – Люпин схватил Гарри за брючный ремень и поволок его в тамбур. – Ты мог бы найти менее населенное место! Простите, сэр! О… Простите сэр!

- В тамбуре курят! – протестовал Гарри. – Там тоже полно людей!

- Чертова война, - бормотал Люпин, толкнув дверь тамбура. – Чертовы паровозы!

…В тамбуре курили. Люпин притиснул Гарри к свободному стеклу. Висящая на решетке жестяная пепельница угрюмо звякнула. Люпин поморщился.

- Профессор, - задыхаясь, изрек Гарри в сантиметре от его лица. – Если я не закончу школу… Ну, в общем вы понимаете… Если Волдеморт меня…

- Да, да, что?

- Вы не могли бы забрать себе мой диплом?

- Что?

- Забрать себе мой диплом об окончании Хогвартса? Наверное, мне его все равно дадут, я же на последнем курсе? Как думаете? Посмертно?

- Гарри… Если случится то, о чем ты говоришь, никто не получит никаких дипломов, потому что… видишь ли… тогда всему может прийти конец.

- Бросьте. – Лицо Гарри горело. - Хогвартс переживет сотню Волдемортов. И к тому же Рон с Гермионой хотят… Одним словом…

- Гарри…

- Просто пообещайте мне, хорошо? Сейчас.

- Но почему я?!

- Ну… Я мог бы сказать, что у меня больше никого не осталось… но Рон с Гермионой были бы против… Одним словом, профессор, вы мой любимый преподаватель, и… у нас никогда не было лучшего учителя по Защите от Темных Сил…

- Спасибо, мальчик, - желчно сказал Люпин, отпуская Гарри и прислоняясь головой к стопкрану. – Спасибо за то, что предлагаешь мне свой диплом после того, как означенные Темные Силы сотрут тебя в порошок невзирая на все потуги в Защите. Это очень, очень злая шутка.

- Это не шутка!

- Да. Это прекрасный урок. – Люпин расхохотался. – И это очень красивая, в некотором роде полностью завершенная история…

- Профессор…

- Никого из тех людей, которые что-то значили для меня, я не защитил, – зашипел Люпин. - И я больше не преподаю. Я самый худший учитель по Защите от Темных Сил. И, разумеется, я вполне достоин того, чтобы от Джеймса Поттера и Сириуса Блэка остался лишь диплом мальчика с пометкой «Превосходно» по ЗОТС.

- При чем здесь крестный?

- При том, Гарри. Жизнь человека и волшебника в конечном итоге упирается в бумажку.

- А чего бы вы хотели? Вы сами?

- Гарри, я…

- И я давно не мальчик!

- Гарри, я… Извини. Я хотел бы одного: чтобы твой диплом со всеми его «Ниже Среднего» висел у тебя на стене в твоем собственном доме. Тогда…

- …Тогда это будет совсем другая история. Да?

- Да. И… Боже, поезд едет!

- Черт! Профессор…

- Быстро, Гарри! Рон там с ума сойдет!

Люпин рванул дверь и выпихнул Гарри в вагон. Гарри понесся, чертыхаясь и извиняясь. Курильщики смерили Люпина водянистыми глазами и припали к стеклу.

- Во пацан дает, - постучал по стеклу один.

- Ничего вроде, встал… Н-да.

Люпин закрыл глаза. Стопкран сверлил затылок. Поезд разгонялся. Курильщики отклеились от стекла и пошли в вагон. Сосчитав до десяти, Люпин последовал за ними.

- Это ваш чуть с нами не уехал?.. – без выражения спросила женщина в купе.

- Да, - сел Люпин.

- Что же вы за детьми не смотрите?

- Не смотрю, - бесцветно сказал Люпин. – Они не дети.

- Для вас – дети.

Люпина поразила не то злоба, не то необъяснимая категоричность ее голоса.

- Может быть, - устало отозвался он.

- Это не ваш сын? – догадалась женщина.

- Нет, - покачал головой Люпин. – Это сын моего друга.

- Хорошо, когда нет проблемы отцов и детей, - женщина задернула занавески. Свет в вагоне стал окончательно тусклым и желтым. – Хороший мальчик. Гостили у его отца?

- В некотором роде, - Люпин хорошо знал, что следует говорить попутчикам, а что нет. – У нас общий бизнес.

- А. А какого рода?

- Антиквариат.

- Скажите пожалуйста! Это так интересно!

- Да, к несчастью не так доходно, как кажется. – Люпин лживо рассмеялся, и женщина понимающе поддержала.

- Я подумала сперва, что это ваш сын или подопечный. Вы не похожи на бизнесмена.

- Я консультант по нумизматике. В таких вещах всегда есть что-то маргинальное, - Люпин развел полы плаща, словно извиняясь за их помятый вид. - Знаете, как будто живешь не в своем веке.

- Да, старые вещи – это очень увлекательно. Молодой человек, видимо, тоже так считает. Я права?

- В каком смысле? Что он похож на человека не своего времени?

- Нет, в смысле – вы для него авторитет. Поэтому я сначала решила, что вы его родственник или опекун… Он очень уважает вас.

- Неужели?

- Правда, это видно невооруженным глазом. Я редко ошибаюсь.

- Пожалуй. Действительно, я давал ему некоторые знания по своему предмету… То есть по монетам, пятое-десятое…

- Понятно. Я это и имела в виду.

Люпин сделал над собой усилие и посмотрел в глаза попутчице. В ее взгляде был непонятный кислый упрек.

- Я сказал что-то лишнее? – поднял бровь Люпин.

- Нет, что вы.

- Может быть, мне следовало сразу сказать… Видите ли, этот молодой человек, не смотря на свою молодость, мой деловой партнер. И вполне естественно, что я… хотя бы в силу возраста…

- Нет-нет, не оправдывайтесь, - выставила ладонь женщина, наморщив лоб. – Сейчас никого ничем не удивишь.

- Действительно, - пробубнил Люпин. – Почему должен быть удивительным партнер семнадцати лет от роду?

Женщина отвела взгляд, и Люпин захлопнул рот. Повисла напряженная, двусмысленная тишина.

- Вы бы видели, какими глазами он на вас смотрит, - сказала женщина. – Надеюсь, его отец не застрелит вас при следующей встрече. Но, вообще, вы правильно делаете. От жизни надо брать все.

…В этот момент из вагонного радио грянул Армстронг.



2.

На гладком лице Люциуса Малфоя не дрогнула ни одна жилка. Однако серебряный нож соскользнул с края тарелки. И был немедленно сопровожден скомканной салфеткой.

- Что-то не так, дорогой? – подняла глаза на супруга жена.

- Кролик пережарен, - бесцветно ответил Люциус Малфой.

- Разве? – пожала плечами жена. – Мне кажется, что на этот раз он восхитительно пропекся… Не то что в ту пятницу, у Крэббов. И этот кошмарный соус…

- Извини, - встал из-за стола Люциус. – Мне срочно надо в министерство…

- Но разве вы сегодня работаете? – сощурилась жена.

- Неурочное дело. Прости.

***

В министерство Люциус Малфой всегда входил походкой победителя. Даже теперь, когда его бесило болезненное жжение в руке, потому что давно прошло то время, когда оно позволяло чувствовать себя избранным и защищенным. Оно бесило его, потому что настигало в самые неподходящие времена и в самых неподходящих местах. Потому что стало привычным и нудным, как хроническое воспаление. Холодно кивая на приветствия, он прошел вдоль изразцовых каминов холла, повернулся на каблуках и исчез в пятом из семи.

***

- Приветствую вас, мой господин… простите за задержку… - с хорошо заученным смирением бормотал Люциус, поднимаясь с колен.

- Не вставай, - Темный Лорд выбросил руку с указующим перстом. Перст указывал на пол. – Я хочу знать, как давно это началось!

- Что началось, мой Лорд?

- Вся эта свистопляска, которая с тобой творится!

- Осмелюсь возразить, мой лорд… - Люциус покорно сложил руки на коленях и, не моргая, посмотрел перед собой. Пыльный пол старой крепости, затерянной в Уэльсе, пересекали две дорожки следов.– Я не ведаю, о чем вы говорите… - его голос, певучий и тихий, источал миролюбие.

- Ты знаешь, что мне бессмысленно врать, - констатировал лорд Волан де Морт. – Каждый из вас для меня – открытая книга. И в ваших мыслях я читаю столь же ясно, как в школьном дневнике. Ты полон моих слов и моих фрагментов, присвоенных тобой или данных с целью…

- Да, мой лорд, - наклонил голову Люциус, потому что спорить в его обстоятельствах было бы ошибкой. И еще потому, что его белокурая голова, склоненная перед силой, всегда давала собеседнику ложное впечатление превосходства.

- Не скрою, меня позабавила эротическая сторона твоих снов… Во всяком случае, я многое опознал… И даже испытал определенную гордость…

- Я не совсем понимаю, мой Лорд…

- Не лги, это унизительно! – рявкнул Волан де Морт, и Люциус развел руками. – Я вхожу в ваши сны и контролирую их, как и ваши действия… И я хотел бы знать, почему вместо настоящей работы по нейтрализации этого малолетнего выродка твоя голова забита какими-то слюнявыми сантиментами.

Люциус растянулся на полу с видом полной покорности.

- Очевидно, мой лорд, вы сами знаете ответ… - прошептал он достаточно громко, чтобы быть услышанным. В его голову закралось страшное подозрение – и он не был уверен, что голос будет ему сообщником.

- Да, ответ мне очевиден. И это гарант того, что ты до сих пор жив.

- Благодарю, мой лорд, вы не раскаетесь…

- Твоя преданность весьма уместна. Каковой бы не была ее причина… - усмешка тронула губы собеседников, причем один из них был уверен, что его улыбка видна другому сквозь затылок. - Но ты должен понимать, что тот вид, который ты придаешь мне в своем воображении, всего лишь твоя фантазия. Реальность, мистер Малфой, давно не такова! – Волан де Морт встал, возможно для того, чтобы ни одна черта его вновь приобретенного облика не осталась неотмеченной. Но Люциусу было не нужно напоминание. Он прекрасно знал и безволосый череп, и мглистый цвет сухой кожи, покрытой трещинами, и ее особый гнилостный запах, и рептильные глаза. И прекрасно помнил оригинал. Когда жесткая подошва опустилась на его плечо, он привычно вздрогнул.

- Неужели я так потряс тебя? – спросил Волан де Морт свистящим шепотом.

- Вы же знаете, - перехватил ногу повелителя Люциус и коснулся ее ртом – чуть более восторженно, чем в прошлый раз. Он понял, что может отделаться легче, чем полагал.

- Да… - взял его за подбородок Волан де Морт, вынуждая подняться. – Ты многое взял от меня, больше, чем кто-либо. – Шершавая рука прошлась по светлым прядям, собирая их в копну на затылке. - Весьма приятно знать, что хоть один из вас принял меня так близко к сердцу. Хотя смешно до сих пор видеть, как по твоим снам шествует черноволосый мужчина, которым я был когда-то…

- Но… - засмеялся Люциус. – Неужели?

- Я это вижу, Малфой, и это меня развлекает. Пока. Этот образ возникает перед твоими глазами всякий раз, когда я активизирую ваши метки. Особенно ярок он, если в это время ты спишь. Это совершенно понятно и не нуждается в объяснении – каждый из вас видит меня в момент вызова. Но только ты придаешь мне такие… притягательные черты.

- Я рад, мой Лорд, - опустил глаза Люциус. – Думаю, вы не ошиблись.

Люциус Малфой опустил глаза, потому что не знал, что такое смущение. А оно было ему сейчас более чем необходимо. Потому что он, наконец, в подробностях вспомнил некое сновидение. Тень этого сновидения в его взгляде была теперь нежелательна.

- Я никогда не ошибаюсь. И жаль, что я не могу поставить тебя в пример остальным, - расхохотался Темный Лорд. – Управлять вами было бы куда проще, если бы я не отображался в ваших головах как чудовище.

- Конечно, вы не чудовище. Вы обучили нас столь многому… Не мудрено… - Люциус смешался, чуть менее естественно, чем в прошлый раз. – Но, видите ли… Сегодня, когда я почувствовал вызов, я ни о чем таком не думал!

- Разумеется, мой друг. Это происходит помимо вашего сознания. Вы не контролируете себя во всей полноте.

- Да? Пожалуй. Я действительно плохо помню, что мне снится.

Взгляд Люциуса источал преувеличенную заинтересованность. Волан де Морт счел ее проявлением угодливой вежливости. А возможно – инфантильной попыткой признания, когда каждый играет краплеными картами, и знает, что колода партнера точно такая же.

- Тебе снится искусный чародей, - усмехнулся он, делая одолжение, - достаточно сильный для того, чтобы тебя приручить, и достаточно умный для того, чтобы не напороться на твою гордыню. Разумеется, это вполне точно отражает мою суть. Даже внешний облик - от черного цвета, до змеи на груди – навеян мною. Природа твоих чувств к этому объекту совершенно очевидна. Меня умиляют ваши игры и твоя подростковая нежность, смешанная с восхищением. Во сне ты гораздо более раскован, чем в действительности… Но самое главное, что каждый раз меня потрясает – это то, что ты испытываешь к нему сочувствие. Я и не знал, что ты способен на подобное чувство.

…Люциус бледно усмехнулся.

- Возможно. Но это, наверное, скрыто от меня самого. Сочувствие – не мой конек.

- Ты как всегда цитируешь меня… Но если бы я не был тем, кем стал, я сказал бы: сочувствие – это именно то, что порой мне необходимо.

***

«Декану Слизерина. Требую не препятствовать мне встрече с сыном. Прошу уделить несколько минут. Л.М.» - бумажка свернулась на обеденном столе за миг перед тем, как вспыхнуть.

- Что это вы сожгли? – с бестактностью, присущей некоторым женщинам и ведьмам, спросила профессор Вектор. Декан разомкнул губы, чтобы отрезать: «Не ваше дело», но ограничился лишь кратким ледяным взглядом. Его хватило, чтобы понять – профессор Вектор давно все знает и в сложившихся обстоятельствах никому не верит.

- Долговая расписка, - растягивая буквы, выплюнул декан.

***

Гостиная Слизерина не была пуста, когда декан вошел в нее. Кроме Люциуса Малфоя и его сына, мирно развалившихся в креслах по сторонам узкого стола, на встречных диванах расположилась пара студентов со свитками, а на дальнем секретере второкурсник сливал учебные смеси.

- Профессор, - поклонился сын Люциуса Малфоя, вставая и придвигая декану кресло.

- Благодарю, - процедил тот. Студенты оторвались от своих занятий и уставились на мужчин. Декан Слизерина редко посещал гостиную, и никогда в ней не отдыхал. Его появление там, стремительное, как падение грача на пашню, значило одно: колледж через минуту взлетит на воздух.

- Уделите мне пять минут, - сказал Люциус.

- Как вы догадываетесь, я не могу пригласить вас к себе, - скривился тот.

- За вами наблюдают даже здесь? - нагнулся над столом Люциус, сощурясь.

- Здесь наблюдают за всеми, мистер Малфой, и мне было бы неприятно, если бы вашего патрона настигли слухи о нашем приватном свидании. Это будет выглядеть, как… - декан выбил рукой дробь по столешнице. - Как в некотором роде сговор.

- Боитесь, мистер Снейп?

- Боюсь, что ваши похороны помешают Драко сдать экзамены на приемлемые оценки.

- Драко, оставь нас.

- Профессор?..

- Драко, ступай. Я не съем твоего отца.

Мальчик миновал студентов, ткнув одного из них локтем, и с показным равнодушием упал на диван. Прикрыв глаза, он приготовился следить за беседой. Впрочем, слышать он ничего не мог.

- Чем обязан, Люциус? – едко спросил декан, сверля собеседника глазами.

- Я хочу рассказать тебе анекдот, - снял перчатки Люциус, и принялся поигрывать одной. Как и его мантия, они были бледно-кофейного цвета.

- Не представляю, отчего это должно меня интересовать.

- Он касается нашего общего знакомого, - Люциус хлопнул перчаткой по левой руке, и декан с усмешкой откинулся на спинку кресла.

- Надеюсь, он ничего мне не передавал.

- Нет, отнюдь. Он совершенно забыл свои обязанности.

- Вдохновляющее начало. Надеюсь, и дальше пойдет в том же роде.

…Голоса журчали еле слышно, и все, что можно было уловить – какие-то сплетни о министерской работе. Обитатели гостиной постепенно вернулись к своим делам.

- Что надо профессору от твоего отца? – наклонился к Драко сосед, показывая концом пера за спину.

- Полагаю, - посмотрел поверх него Драко, - мой отец хочет забрать меня на пасхальные каникулы. - Он расправил мантию на коленях, чтобы скрыть свою ложь за неким значимым действием: – А это, сами понимаете, в создавшейся обстановке…

- А… Повезло тебе.

- Недавно я виделся с ним, - облокотился на трость Люциус. Его собеседник хранил невозмутимость. – И мне показалось, старик сдал.

- Это и есть твой анекдот?

- Это его соль.

- Тебе не кажется, что вывод припоздал?

- Каждому выводу свой срок.

- Ты поумнел. Это настораживает.

- Я всегда отличался сообразительностью, - Люциус отклонил трость и нагнулся вперед.

- Хорошо, - оперся на локти декан, так что его лицо оказалось в дюйме от собеседника. Темные зрачки расширились, изучая каждую морщину в пределах видимости. – Сколько твой вывод будет мне стоить?

- О, сущий пустяк, - дернул углом губ Люциус, сдувая черную прядь, что неприятнейшим образом их раздражала. - Я хотел поехать с сыном в Италию, после выпускных экзаменов… но семейная жизнь сложилась так, что мне хочется поехать одному. Конечно, я уверен, что ты не проболтаешься моей жене… Она весьма догадлива и весьма ревнива!

- Это значит то, что я думаю?

- Не знаю, что ты думаешь… Просто Драко, видишь ли, очень ко мне привязан… Он не поймет моего отказа. Тебе это, разумеется, совершенно недоступно.

- Ты хорошо научился копировать мои интонации, - откинулся декан, сузив глаза. – Почему бы тебе не научиться также самостоятельно устраивать свои дела?

- Наверное, потому, что хоть старик и сдал, он все еще старик. – Люциус снова хлопнул перчаткой по левой руке, и декан поднял ладони в жесте комического смирения. – Кстати, он не вызывал тебя?

- Вызывал.

- И что?

- Как видите, ничего, мистер Малфой.

- Обезболивающие зелья?

- Это мой секрет, который вовсе не нужно знать старику.

- О. Голос недоверия.

- Если это все, за чем вы приходили, мистер Малфой, позволю себе откланяться.

- Нет, я приходил, чтобы рассказать тебе не совсем пристойный анекдот.

- Неужели он до сих пор не оглашен? Мне показалось, что «Мистер Малфой просит помощи» вполне заслуживает того, чтобы вызвать хохот.

- Драко твой крестник, - прошипел Люциус.

- Конечно, - усмехнулся декан. - Это другое дело. Но я не понимаю, отчего тебе так не терпится сморозить некую пошлость.

- Она очень смешна. Я виделся на днях со стариком, и он дал мне убедительные доказательства, что каждый, кто с ним знаком, - это Люциус подчеркнул, - в некотором роде на него подсажен.

- Эка невидаль, учитывая обстоятельства знакомства, - дернул бровью декан.

- И он сделал мне внушение, что я вижу его образ неподобающе.

- Сексуальные извращения? – бестрепетно предположил декан.

- Разумеется нет, - растянул губы Люциус в улыбке хорошо отрепетированного презрения. – Впрочем, не знал, что тебе это интересно.

- Мне это ничуть не интересно, друг мой, но это вроде бы непристойный анекдот?

- Рад, что ты это помнишь. Старик мне всю печень проел, разрисовывая мои видения, а они совершенно ужасны, смею тебя уверить. Кстати, ты чувствуешь нечто подобное, когда он вызывает?

- Это мой секрет, мистер Малфой, я же сказал.

- Ладно. Я и так знаю, что да. Кошмарное лицо без кожи или нечто в этом роде.

- Весьма проницательно, но совершенно мимо кассы.

- Ну, все меряют по себе…

- Что-то вы, мистер Малфой, полны благодушия. Практически близки к самобичеванию. Полагаю, это для того, чтобы отвести мне глаза. Итак, какое отношение я имею к вашему анекдоту?

- Самое прямое, друг мой. Все мои изуверские видения, принятые стариком на собственный счет, относятся не к нему. Когда он вызывает, я вижу в кошмаре как бы так поточнее выразиться… тебя.

Лицо декана приняло неопределенно-кислое выражение. После этого он расхохотался.

- Что меня должно веселить больше, мистер Малфой? – спросил он, вытирая угол глаза безымянным пальцем. Остальные были в пятнах чернил. - То, что вы на меня подсажены, или то, что боитесь пуще старика?

- То, что старик сдал! – отклонился Люциус, бросив перчатки на стол. На его лице воцарилась победная усмешка. – Он ни черта не видит. Я его провел.

- Да ну?

- Совершенно точно.

Повисла пауза. Два слизеринца, ни один из которых никогда не назвал бы себя «бывшим», смотрели друг другу в глаза, чтобы вовремя обнаружить подвох. В серых мелькнула тень мольбы – чуть более ясно, чем в прошлый раз. В черных разлилось опасное тепло. На груди декана блестела слизеринская змея – знак его факультета. Люциус, наконец, перевел на нее взгляд – и в его зрачках, перевернувшись, задрожали две буквы S. Декан медленно повернул голову и вперился в младшего Малфоя. Тот прекратил вертеть сигарету, которой бравировал последние две минуты, и побледнел.

- У меня в гостиной не курят, мистер Малфой! – отчеканил он. - Желаете дымить – ступайте в туалет для мальчиков.

- Да, профессор, - смял сигарету Драко.

- Э-э… я просил бы вас впредь, мистер Снейп…

- Да, мистер Малфой, - переключился он на Люциуса. – Думаю, вы не порицаете привычки Драко, и думаю, дома ему будет комфортнее. А здесь существуют определенные правила.

Люциус помедлил и кивнул.

- Поэтому, - продолжил декан скрипучим голосом, - я не стану задерживать Драко тут на пасхальных каникулах. Потому что летом, после экзаменов, я имею на него виды. Разумеется, при условии достойной сдачи ТРИТОНов.

- А как же Венеция? – капризно спросил Драко.

- Здесь так же мокро, мистер Малфой, - сказал декан.

- Но папа! Ты обещал!

- Карьера, Драко, - натянул перчатки Люциус, - начинается с диплома, запомни это. И если профессор Снейп считает, что может передать тебе дополнительно некую часть практических знаний, я, разумеется, не стану ему препятствовать.

- И, разумеется, к августу, - встал декан с ухмылкой, - вы совершенно освободитесь.

***

Дверь гостиной бесшумно захлопнулась за спиной Люциуса Малфоя. Он, конечно, не знал, к кому именно было обращено это «вы», и мог лишь надеяться, что к обоим.



3.

Профессор алхимии Северус Снейп мало спал. Он всегда мало спал, сколько себя помнил, но прежде он делал это по доброй воле и без малейшего ущерба работе. В детстве он ненавидел сон, потому что сон крал время у жизни. В юности сон крал время у знания. Тома перечитанных книг и должность декана колледжа были результатом подобной позиции. В зрелости сон крал время у безопасности. Надолго сомкнуть глаза значило оказаться в ловушке. Или в дурацком положении, что одно и то же. Студенты не один год шарахались, завидев ночью темную фигуру в свете синеватого огонька. Ночи, когда профессор Снейп не патрулировал коридоры колледжа, он проводил вне университета как сторонник сами-знаете-кого. Эти ночи сделали его нервную систему гибкой, как медный прут, неустойчивой, как ртутные соединения, и плавкой, как свинец. Одним словом, они закалили его и окончательно лишили сна.

Когда война вошла в последнюю фазу, спать стало опасно не только для жизни, но и для общего дела. Этим делом был известный профессору мир, который он, ненавидя, защищал. Он неожиданно понял, что мало спит. Его мозг работал в нескольких параллельных плоскостях, и одна все настойчивее просвечивала сквозь другую, а та – сквозь третью.

- Вы что-то плохо выглядите, друг мой, - шептал ему директор школы за общим столом Обеденной Залы. «Я вижу, что его время на исходе, - думал профессор Снейп, - и непременно укажу ему на это, если еще раз услышу голос лживой заботы». «Я вижу, что должен взять передышку у ТЕХ, если не хочу его подвести и завалить наше дело», - вторил внутренний голос прямо из середины груди. «Я вижу, не обойтись без зелья бессонницы, - вклинивался самый настойчивый голос, облюбовавший голову, - чтобы ни одна душа из ТЕХ не заподозрила, что со мной что-то не так». А самый тихий, но самый последний голос откуда-то сверху говорил: «Тебе давно интересно знать, умирают ли от этого и как. Отличный шанс!»

- Я выгляжу как обычно, - желчно замечал декан, пресекая попытку положить себе в чай что-либо, кроме чая.

- Может быть, пора поесть шоколад? Он отлично помогает… - глаза директора, кажется, видели его насквозь.

- «Мне поможет тишина»…

- «Мне поможет пара Круциатусов – отличная отключка!»…

- «Мне поможет выдающийся диплом Драко Малфоя. Это пропуск в банановый рай»…

- «Мне поможет кровь единорога или слеза феникса, директор»…

- «Мне поможет Реддлова смерть».

- Спасибо, на шоколад у меня аллергия. Наверное, кто-то проклял…

И лишь теперь, когда закончилась война, профессор алхимии знал, что больше всего на свете он хочет уснуть – и не просыпаться.

***

…Наверное, в силу того странного состояния, что сопровождает долгую бессонницу, последние месяцы преподавания стояли перед ним как в тумане. Какие-то школьные глупости, срывы уроков паникерами, ожидаемая пропажа учеников, ожидаемое растворение котлов младшими курсами, ожидаемая дерзость гриффиндорцев, привычные отповеди, письма родителей, письма шифром, газетные статьи открытым текстом, заплаканные глаза младшего Малфоя, постоянно караулившего его у дверей, дипломные работы, одна хуже другой – что извинительно в виду войны. Марево экзаменов, списки ингредиентов на лето. Последний матч, где он не присутствовал. Последний раунд войны, где он был.

Разумеется, он помнил ее ход – война прочно вошла в его жизнь. Он знал ее события, казусы, сюрпризы и потери, но его одолел странный род бесчувствия. Словно победа не имела ни малейшей цены. Словно она – нечто столь же одиозное и готовое, как тема из учебника по истории магии. Схема налево, схема направо, столько-то мертвецов, список героев поименно, экономические последствия, политические перспективы. Чужие поздравления и слезы разбивались о незримую броню, вызывая лишь недоумение. «Вернуться в школу! – думал он. – Сразу же! Как только кончится эта дурацкая церемония…»

Дурацкой церемонией было торжественное вручение дипломов об окончании Хогвартса седьмому героическому курсу, вынесшему на плечах войну. По случаю победы церемония проходила в Министерстве Магии, в Зале Славы.

***

Он знал, что должен там быть, и единственным, что заставляло его смириться с трехчасовой пафосной говорильней, был предвкушаемый шок. Левую сторону лица декана, включая глаз, скрывала неподвижная повязка, которую он называл «намордник». Она крепилась на лицо безусловно волшебным способом, и походила на часть расколотой маски. Никто не знал, когда она его покинет, но все надеялись. Сейчас он мстительно заставил ее окраситься в пурпурный цвет. Пустой левый рукав мантии был приколот к спине. Никто не знал, вырастет ли оторванная конечность, но все надеялись. Шею обнимал плотный корсет, поверх которого на цепи свисал орден Мерлина. Никто не знал, когда шейные позвонки перестанут растекаться, как студень, но все надеялись. И, разумеется, он хромал.

«Я привлекательнее Грюма! – сказал декан мутному зеркалу на полках с реактивами. – Повтори!»

- Возьми трость, урод! – отозвалось зеркало.

- Не смей советовать мне арсенал Малфоя! – пригрозил декан.

- Малфой сыграл в ящик, а его сын теперь не посмотрит на тебя, нудный калека.

- Откуда в тебе столько злобы, подлая тварь?

- Что отражаю, то говорю.

- Чтоб ты запотело!

***

…Он прибыл как раз вовремя, чтобы произвести нужное впечатление: с опозданием на полчаса и ровно за минуту до начала. В тайне он надеялся, что, выйдя из камина в холле Министерства, обнаружит вокруг пустоту. Тридцать минут – вполне достаточно, чтобы самые безответственные лица все же приступили к церемонии. И он, как безнадежно опоздавший, поднимется на балкон, где все будет видно, кроме него самого. И откуда он сможет уйти в любой момент.

Взрыв аплодисментов, шушуканье и тягостные вздохи сопровождали его путь через холл. Подняв волшебную палочку, он выдал несколько вежливых искр. Выпускники закричали, заискрили в ответ палочками и затопали ногами, кто-то завизжал. Снейпу послышался еще один звук – звук отчаянной рвоты – но он предпочел не концентрироваться.

- Дорогой профессор Снейп! Наш так сказать особый герой! – бросился к нему заместитель Министра Магии и бесцеремонно сжал в объятиях. – О… О!.. Простите… Простите! Но, черт возьми, вы колетесь!

- Это костный аппарат.

- Ха-ха-ха! Эдакий панцирь!.. Очень остроумно… - Заместитель схватил его за локоть с намерением протащить сквозь толпу. – Черт, профессор!…

- Это гипс.

Собеседник извинительно разжал ладонь и энергично взял профессора за кисть другой руки. Рука выползла из рукава и осталась в объятиях заместителя. Тот хлопнул глазами, их залил неподдельный ужас.

- Оставьте себе, - сказал Снейп, отступив. – Это муляж.

- Пойдемте со мной, профессор! – вывернулась из толпы замдиректора МакГонагал. – Я провожу вас на наши места. Не буду говорить вам, насколько я благодарна, что вы пришли. Гарри не будет. Но мы надеемся, что он скоро поправится. Его диплом получит профессор Люпин.

- Люпин?! – брезгливо изогнул видимую половину губ Снейп. – Он-то как сюда затесался? Разве вчера было не полнолуние?

- Не будьте несправедливы. Ему и без того приходится трудно… К тому же, так хочет Гарри. Профессор Люпин будет сидеть с нами. Я попросила бы вас не обострять.

- Полагаю, я могу рассчитывать хотя бы на тень?

- Посмотрим, профессор. Я все понимаю. Нам выделена Большая Ложа. Можете сесть во втором ряду.

***

- …В этот знаменательный день! – трубит голос Министра Образования. - Не взирая на понесенные потери, сегодня мы не можем сдержать слез радости! На этом месте мы с улыбками благодарности встречаем наше будущее, наш завтрашний день! Последний выпуск старого Хогвартса! И первый выпуск нового Хогвартса! Да что я говорю – нового мира! Мира без того-сами-знаете кого!

Буря аплодисментов, криков, топота, волшебных искр и два фейерверка.

- Посмотрите на этих детей! То есть на молодых людей! На этих настоящих взрослых волшебников, вставших стеной на защиту того, что всем нам дорого! На этих мальчиков и девочек, на чью долю выпало страшное испытание и незабываемая победа. Ура Когтеврану!

…Буря на рядах.

- Ура Хаффлпафу!

…Буря на рядах.

- Ура Слизерину!

…Буря, переходящая в свист, вонь от навозной бомбы.

- Ура Гриффиндору!!

…Светопреставление на рядах, три фейерверка, вой в зале.

- Ура Хогварсту в смутные времена!!

…Топот. Топот. Топот. Профессор Люпин вскакивает с места и перегибается вниз, за край ложи. С конца его волшебной палочки слетает пучок слизи, образующий плывущие над рядами буквы: «Выкусите!» Зал стонет. Буквы, переливаясь всеми красками радуги, перегруппировываются в надпись: «После закусите!» Зал вне себя.

- С нами на этой арене Славы нет сегодня многих. Это те, кто учился рядом с вами, кто помогал в трудную минуту! Это те, кто не смог прийти из-за понесенных ран. С нами нет бессменного директора школы профессора Альбуса Дамблдора. Отсутствует и наш, так сказать, талисман – главный герой войны, главный виновник Победы Гарри Поттер. Давайте вспомним всех, кого мы не видим в этом зале, и помолчим минуту, желая им легкого пути или скорейшего выздоровления.

Стук каблуков, скрип, грохот. Все встают.

Снейп застонал. Впрочем, этот капризный звук не имел никакого шанса быть услышанным.

- Спасибо, спасибо. Переходим к главному! Сейчас всем, кто дожил до конца сессии, ха-ха-ха, простите, будут выданы дипломы об окончании колледжей. Выдача произойдет с помощью Волшебной Шляпы, любезно предоставленной руководством Хогвартса для этой беспримерной церемонии. Благодарю, профессор МакГонагал! Благодарю, и низко кланяюсь профессору Дамблдору! Кто бы мог подумать, что я увижу эту Шляпу снова!.. И в таком амплуа…

Смех. Искры. Треск ткани.

- Диплом об окончании…Что?.. Что? Что ты хочешь, старая ветошь?..

- Суньте в нее ластик, - встала профессор МакГонагал, коснувшись палочкой горла, чтобы увеличить громкость звука. – Положите внутрь стирательную резинку! Есть? И скажите: «Все заново!»

- Все заново! – Шляпа зашевелила полями и сморщила их на манер лепестков кувшинки. – Ага! Так то лучше. Итак… Черт!...

Из шляпы вылетел увесистый диплом в деревянной раме. Четыре его угла украшали четыре герба и четыре печати. В центре красовался герб Хогвартса, а в промежутках прыгали оценки.

- Итак! – поднял диплом министр, ведущий церемонию. – Диплом получает… Первый диплом, заметьте!.. Итак, его получает… Невилл Лонгботтом, Гриффиндор!

Зал взрывается хлопками и свистом, хотя не понятно, сколько можно орать.

Между рядов пробирается смущенный Невилл Лонгботтом, его лицо почти приобрело первоначальный вид, но руки и ноги пока не избавились от трясучки. Никто не обращает на это внимание. Диплом прыгает в его пальцах.

- Большое спасибо… Не знаю, что сказать… Это… самый лучший день в моей жизни!

Зал искрит.

- Я… хотел бы поблагодарить всех, кто мне помог… то есть всех, кто способствовал… моих родителей. Директора школы профессора Дамблдора, подарившего нам всем второй дом. Профессора МакГонагал, мою вторую мать. И моего второго отца, вклад которого… в общем… без которого ничего бы не было… Который научил меня дисциплине… и страх перед которым был сильнее, чем… в общем вы понимаете, после него уже ничто было не страшно… (смех в зале). Спасибо, профессор Снейп!

Зал взрывается хлопками и воплями, слизеринцы запускают изумрудного змея, который еще долго висит под потолком, распадаясь на сотни искр. «Сли-зе-рин! Сли-зе-рин!!» - скандируют ряды.

Профессор Снейп не был готов к подобным изъявлениям подростковой благодарности, наверное потому, что никогда не чувствовал себя подростком. Сколько он помнил, он ощущал себя безнадежно взрослым человеком, потому что в его мире зрелость и разочарование были синонимами.

Он неловко встал, подталкиваемый МакГонагал, коснулся палочкой горла и медленно произнес (усиленный голос легко перекрыл зал):

- Я польщен, мистер Лонгботтом, вашим вниманием. У меня никогда не было столь нелепых учеников, но я рад сообщить, что последние события заставили меня изменить свое мнение. Под последними событиями я имею в виду не вашу глупую тираду, а ваше достойное поведение за две последние недели.

Невилл кособоко поклонился. Зал ликовал.

- Следующий выпускник, который получает свой диплом, представляет… (из шляпы выскочил диплом и плюхнулся к ногам ведущего) представляет колледж… Гриффиндор!

…Топот.

- Итак… Мисс Гермиона Грейнджер!

…С легким хлопком мисс Грейнджер аппарирует прямо перед шляпой. Она откидывает за спину волосы со своей ужасной улыбкой, полной жалости к окружающим, поднимает брови и прижимает к груди свой диплом.

- Я хочу сказать спасибо всем, кого я знала эти годы, - говорит она с легким придыханием, призванным изобразить смущение. – Правда, это было здорово. Я хочу сказать спасибо моим родителям, которые дали мне надежду на будущее и которые всегда поддерживали меня в трудный момент. Моим друзьям - спасибо, Гриффиндор (восторженный свист), моим товарищам, которых я считала врагами, и тем врагам, которые научили меня смотреть в лицо опасности. – Она поворачивается в Ложе: - И, конечно, особая благодарность моим преподавателям, которые многим из нас заменили родителей, которые учили нас, терпели наши проделки, и всегда были терпеливы. Я должна отдельно поблагодарить директора школы и своего декана (хлопки). И еще одного человека. Не буду оригинальной, если скажу, что он дал нам настоящую жизненную школу и превратил нас в настоящих бойцов. Когда нам хотелось заботы – он учил нас недоверию. Когда мы раскисали, он помогал нам мобилизоваться. Он научил нас пониманию, что каковы бы ни были обстоятельства – наше первое дело – быть образованными волшебниками (возмущенные крики – «закругляйся, Грейнджер!»). Это профессионал в высшем смысле слова. Благодарю вас, профессор Снейп!

Слизерин устраивает овацию, МакГонагал снова оборачивается.

Профессор встает:

- Вы не были кратки, мисс Грейнджер – думаю, это последний недостаток, который нам не удалось побороть. Прошу прощения, если я вам не уподоблюсь.

Слизерин орет: «Ура!»

- Так, следующий диплом выпускника вручается… вручается… (шляпа мощно выплевывает диплом строго вверх, и министр ловит его руками) вручается мистеру… Что-то как-то это… профессор МакГонагал, надеюсь, не заколдовала шляпу в пользу своего факультета… Итак… Мистеру Гарри Поттеру, Гриффиндор!

…От шума в зале гаснет свет. Потом вспыхивает под утробный вой нечеловеческого восторга. Профессор Снейп стонет – но не слышит даже сам себя. На его лице появляется мрачная гримаса ненависти – тоже нечеловеческой по своей силе.

Перед шляпой аппарирует Люпин. Он обнимает ведущего, держа Гаррин диплом на вытянутой руке – по тому ползут оценки и девизы колледжей, а гриффиндорский лев постоянно поднимается на дыбы.

- Господа, друзья! – говорит Люпин, отрываясь от министра и утирая шарфом лицо. – Несколько недель назад в поезде Гарри просил меня взять его диплом. Он просил сделать это, потому что собрался умирать. Вы понимаете, я не мог на это согласиться! Я был вне себя. И вот теперь я с гордостью беру его диплом не на память – как хотели бы сторонники сами-знаете-кого, - а на временное хранение. Выздоравливай, Гарри, мы все тебя ждем!

…Топот, фейерверки. Профессор Снейп понял, что ему ломит зубы от передозировки патоки.

- Спасибо, друзья. Спасибо, коллеги. О! Я вижу, наш Гарри неплохо учился! Полагаю, его отец гордился бы им, так же, как и его крестный! (Снейп застонал – и его голос, усиленный сонорусом, ясно разнесся под купольными балками свода). Так. Я слышу знакомый голос! Именно о нем я хотел бы сказать пару отдельных слов! Я знаю этого человека очень много лет, и никогда не ладил с ним – думаю, все вы можете понять, почему. Он никогда не отличался ни тягой к справедливости, ни душевной теплотой, ни отчаянной смелостью (гневный свист в зале). Однако случилось нечто, позволившее мне пересмотреть не только мою жизнь, но и все, что меня окружало. Есть две справедливости – когда нас награждают по заслугам, и когда карают воистину виновных. Это не одно и то же. Есть два рода теплоты. Когда вас без упрека пускают переночевать, и когда принимают ваши идеалы. Вы понимаете, о чем я говорю. Есть два рода смелости. Когда ради друзей идут в бой, и когда ради друзей спускаются в бездну. Это смелость умереть, и смелость жить. Смелость действовать и смелость знать. Я слишком долго считал эту последнюю выживанием. Не знаю, что мы сейчас делали бы здесь, и что бы говорили, если бы профессор Снейп не выжил (зал медленно наполняется гулом, что доказывает, как плохо соображают школьники под парами сливочного пива). Напоследок скажу простую вещь: «Северус Снейп! Вы не изменились!»

Зал встает. Вся Ложа выталкивает профессора к перилам. Топот и гвалт постепенно глохнут. Профессор на виду сотни глаз поднимает палочку и в полной тишине касается ей своего лица.

- Все, что ты сказал, Люпин, - скрипит его голос, - было преувеличением.

Пурпурный осколок лицевой брони на глазах всего зала становится белым.

Зал гремит – теперь, после Победы, эти напоминания о масках не страшны.

- Я отдам тебе своих шоколадных лягушек и все вкладыши, Северус, если ты скажешь мне, как ты это делаешь! – говорит Люпин.

- Я скажу тебе, как я это делаю, Ремус Люпин, если ты научишь меня, как быть анимагом.

- Трехногий зверь, Северус – это хуже, чем безрукий человек! Сперва вырасти кости!

- Я стану питоном, Люпин, и тогда тебе не поможет даже костерост. Разумеется, если ты не убежишь, как обычно.

- От всей души желаю тебе подавиться!

- Чтоб ты полинял.

- Риктусемпра!

- Протего люмини!

…Молния ударяет в прозрачный щит, накрывший всю Ложу, и его поверхность тут же начитает сиять, словно хрусталь. Праздник набирает неожиданные обороты. Ряды неистовствуют. Люпин смеется.

- Э-ээ… - говорит министр. – Я хотел бы… А, ладно. Спасибо, профессор Люпин. Спасибо, профессор Снейп за отличную импровизацию. Следующий выпускник, который сейчас получит диплом об окончании Хогвартса (шляпа плюется) – Мисс Джоу Чанг, Когтевран!

Под потолком тут же повисает золотистый орел, из которого сыпятся сикли. Половина присутствующих вскакивает, чтобы их ловить. По роду проделки понятно, что это не когтевранская работа. Сикли фальшивые, но бардака от этого не меньше.

- Благодарю руководство Хогвартса и Министерство Магии за прекрасный вечер! – говорит мисс Чанг, склонив изящную голову. – Это лучше Святочного Бала, хотя и то и другое бывает в жизни только один раз. Благодарю всех, кто был со мной все эти годы. Профессор Флитвик, команда Когтеврана по квиддичу и все-все-все! Но прежде чем уйти в зал, я открою вам секрет. Я была не худшим ловцом, и я знала одного ловца с Гриффиндора, который был лучше всех (зал топает и хлопает петардами). Он думал, что, когда мы не играем, я болею за Гриффиндор. Его здесь нет, и я могу признаться без страха перед порчей… Когда мы не играли, я болела за Слизерин (в зале вой и свист). Я, правда, всегда хотела, чтоб они выиграли. Потому что это был единственный шанс увидеть, как страшный профессор Снейп улыбается на трибуне.

«Слава Мерлину, девочка, мне не придется вставать!» - подумал профессор Снейп и откинулся на спинку кресла во втором ряду.

- Следующий диплом вручается… вручается… чтоб ты поперхнулась, старая ветошь… вручается мистеру Эрнсту МакМиллану, Хаффлпаф!

- Спасибо, благодарю вас… Передать привет моим родителям, которые отсутствуют в зале… Особая благодарность моим преподавателям, моей второй матери профессору Стебблз… руководителю моего дипломного проекта профессору Снейпу… Спасибо за предоставленные экстракты и дополнительные консультации… Я полюбил этот ужасный предмет, и теперь себя без него не представляю. Спасибо за настойчивость, профессор.

- Мисс Блэз Забини, Слизерин!

- Не знаю, что нужно сказать… нужно что-то сказать? Ну, спасибо Слизерину, это была настоящая команда, хотя кто-то думает иначе… Моему декану, лучшему декану на свете. Самому черному, самому строгому, самому загадочному. Самому умному. Спасибо, профессор Снейп, ваше зелье действительно прервало мне беременность.

- Черт знает что, Северус!

- Совершенно с вами согласен, Минерва.

- Я имею в виду, как вы допустили, чтобы на вашем факультете…

- На вашем факультете, Минерва, чета Уизли чуть не разбомбила Хогвартс…

- Это совершенно не одно и то же!

- Совершенно с вами согласен, Минерва.

- Мисс Падма Патил, Когтевран!

- …Моим родителям и преподавателям. Спасибо факультету, вы лучшие! И еще. Если бы не один человек… одним словом, я выхожу замуж. Спасибо! Да. Этого бы не случилось, если бы не один человек. Благодаря ему мой парень сейчас жив и находится в зале! Спасибо, профессор Снейп! Спасибо, ребята!

- Мистер Грегори Гойл, Слизерин!

- …Этот день… начать жить заново… И это самое… вы понимаете. Спасибо, профессор.

- Мистер Рональд Уизли, Гриффиндор!

- Ну. Одним словом, я взволнован. Жаль, что Гарри не видит всего этого парада. Спасибо всем моим друзьям, спасибо профессору МакГонагал. Простите, профессор Снейп. Я жутко вас ненавидел. Но по сравнению с сами-знаете-кем… (смех). В общем, лягушачьи кишки и отработки – это не худшее, что бывает в жизни.

…звуки наплывали, как в лихорадке. Они больше не раздражали, потому что, как бы то ни было, войны приходят и уходят, а нечто главное остается. Вражда и соперничество – всего лишь игра, а реальность пребывает. Реальность неуловимая и ясная, как юность.

Профессор Снейп сидел в тени и думал не о торжественных речах и вызванных моментом благодарностях. Как всегда, он думал о смысле жизни. Если бы он просто был бойцом невидимого фронта, как авроры или члены тайного Ордена Феникса, смыслу его жизни сейчас должен был бы прийти конец. Когда кончается война, шпионы чахнут. Захлебываются в свободе. Самые мудрые бойцы умирают в день последней битвы. Профессор Снейп улыбался. Он прожил отличную жизнь. Он вдвойне осознал, что был прав, выбрав эту дорогу: дорогу знания и должность простого учителя. Пока стоит мир, это занятие будет иметь смысл. Оно спасло детей его врагов. Все его большие хитрости, малые предательства и добровольные жертвы перечеркивались словами учеников, которые благодарили его не за сопротивление злу, а за то, что он их учитель. Во всяком случае, ему хотелось так полагать.

«Слава Мерлину, что я не уподобился Джеймсу Поттеру или этому вертопраху Блэку, - сказал внутренний голос, - хотя, надо признать, я очень им завидовал».

Марево слов, искр и криков колыхалось, как дым. Профессор Снейп был вполне тщеславен, но вполне бескомпромиссен, чтобы знать, откуда взялся его душевный покой. Он наконец-то осознал, что он признан. Он всегда жаждал славы, и всегда искал ее не там. Сейчас его посетило незнакомое чувство абсолютной сытости.

- …Диплом получает… Сколько же в тебе коварства, глупая панама!... Диплом получает… еще одна, так сказать, легенда.... Мистер Драко Малфой, Слизерин!

…Он аппарирует под громкое шушуканье и громкие хлопки той части зала, где расположилось Министерство. Он одет в официальный траур, хотя никто сегодня из родственников погибших траура не надел. В его петлице два бессмертника.

- Благодарю, министр. Спасибо за проявленную заботу. В отличие от многих, кто здесь присутствует, Хогвартс никогда не был моим домом… И я не буду делать вид, что все в нем так замечательно. Я никогда не забуду уроки по Уходу за Магическими Существами. Я никогда не забуду последнего курса Трансфигурации. И на мой взгляд, госпожа заместитель директора, вам надо все-таки озаботиться ремонтов душевых для мальчиков. Если вам не хватает средств – только скажите. Надеюсь, у меня будут собственные дети, и я не хотел бы, чтобы они так же мучились после квиддича.

Зал снова кричит и свистит. По лицу Малфоя скользит самодовольная, но еще детская усмешка. Профессор Снейп щурится в своей тени. Мальчик вырос – и он прекрасен. Тем, что ни на кого не похож. И это – его заслуга.

- И я никогда не забуду уроков зельеварения, - тянет слова Малфой. - Особенно отработок. Вы не представляете, что он заставлял меня делать. Меня – старосту его факультета! (зал напряженно замер, слышатся смешки). Без применения волшебства! («Вау!» - четко слышится из рядов). Вы думаете, я был его любимчиком. Это страшный секрет, но теперь в нем больше нет смысла. Он гонял меня, как последнего маггла (недоверие в зале). Он таскал меня в дуэльный клуб, и я знал, что если проиграю – он превратит мою жизнь в ад. Потому что он очень честолюбивый человек. Потому что крестник его врага превосходил его собственного по всем предметам (зал начинает аплодировать). Я не был соперником герою Поттеру. Он сделал меня им. Что ж, теперь я могу оценить его усилия. Без этого человека я никогда не почувствовал бы вкус борьбы. Я не знал бы, что такое завоевание. Но он до сих пор не знает, что я завоевывал не первенство на курсе, а его расположение. Если бы я был сентиментален, как Поттер, я сказал бы – его сердце.

Зал завороженно слушает признания Малфоя, и даже Минерва МакГонагал напряглась. Дым колеблется перед глазами, очертания расплываются, словно из-под воды.

- Наверное, вы ждете, что я передам прощальный привет своим родителям или выражу благодарность своим преподавателям… Но я вас разочарую. Я жалею, что вся моя жизнь не была похожа на отработку по зельеварению. Тогда у нее был бы совершенно другой вкус. Поэтому единственный человек, которому я скажу спасибо – это мой декан, профессор алхимии Северус Снейп. Профессор Северус Снейп.

- Профессор Северус Снейп!

…Дымка колышется, готовая порваться, топот и крик нарастают.

- Профессор Северус Снейп!

…Зал Министерства Магии, ребра купольного свода. Шум и возбуждение на рядах. Рядом сидит профессор МакГонагал и Ремус Люпин.

- Проснитесь, Снейп! – шипит Люпин, и от этого голоса остатки марева рассеиваются. Он сидит в Зале Суда, в Министерстве Магии, все правильно. Дурацкая церемония сейчас начнется. Вернее уже началась. Им выделена отдельная ложа, как свидетелям особой важности. Вокруг полный состав Визенгамота, пресса, родственники погибших, одним словом дурацкая открытая церемония, вполне беспощадная и вполне бесполезная по сути своей.

- Слово за обвиняемым. Вы слышали, мистер Драко Малфой, в чем вас обвиняют. Неназываемая статья. Хотите сказать что-либо?

- Благодарю, министр. Спасибо за проявленную заботу.

…Ломкий голос полон презрения и глубоко спрятанного страха. Он все еще одет в официальный траур, смятый цепями дурацкого кресла, достойного ярмарочных балаганов. На губах полудетская, вызывающая усмешка.

- В отличие от многих, кто здесь присутствует, Хогвартс никогда не был моим домом. Я не знаю, как все это произошло… Но я не буду делать вид, что все еще чувствую себя маленьким мальчиком, растерянным перед утратой родителей и ищущим опору. В моей жизни был человек, которому я верил больше, чем себе. Я действительно искал в нем опору, но потом это прошло. Он издевался надо мной не на виду всей школы, которую я ненавидел, а тайком, вдали от посторонних глаз. Он выбрасывал меня вперед на любое трудное задание, будь то дуэльный клуб или матч по квиддичу, и я знал, что если проиграю – он превратит мою жизнь в ад. Потому что он очень честолюбивый человек. Я не был соперником герою Поттеру. Он сделал меня им. Что ж, впоследствии я смог оценить его усилия. Без этого человека я никогда не почувствовал бы вкус борьбы. Я не знал бы, что такое завоевание. Но он так и не догадался, что я завоевывал не первенство на курсе, а его расположение. Если бы я был сентиментален, я сказал бы – его сердце.

Зал завороженно слушает признания Малфоя, и даже Минерва МакГонагал напряглась. Ее прямая спина выражает немой протест и почти религиозное смирение. Амфитеатр колеблется перед глазами, очертания расплываются, словно из-под воды.

- Наверное, вы ждете, что я буду лить слезы по своим родителям или выражу соболезнования своим преподавателям… Но я вас разочарую. Я просто жалею, что вся моя жизнь была похожа на отработку по зельеварению. Я думал, что действую именно так, как он хочет. Что все мои действия известны ему и отвечают его планам. Я видел черную метку на его руке. Он разделял взгляды моей семьи. И он был моим крестным, он не мог желать кому-либо из нас смерти. Знаете, я был единственным на курсе, кого он называл по имени. Это… одним словом, это значило, что все будет хорошо. Все, кто был мне дорог, кого я любил, так или иначе служили сами-знаете-кому. Не думаю, что вам понятно, что это такое. Иногда мне казалось, что все наладится, но для этого надо было, чтобы сами-знаете-кто победил. Но пока кое-кто был жив, это было невозможно.

Я догадывался, что он предаст моего отца, и жил с этим все годы. Я думал, что смогу что-то изменить. И я не знал, что это кончается смертью. Теперь, в Азкабане, мне глубоко плевать на вашу победу, потому что он предал меня и всех нас, а все, кого я любил, мертвы. Я думал, что нужен ему сам по себе. Но ему нужна была только ваша победа. Спасибо за обучение.

Малфой переводит дух. В зале скрипят самопишущие перья.

- Я не хочу сказать, что я ни в чем не виноват, - тихо говорит Малфой, рассчитав эффект. - Но за всем, что я сделал или не сделал, за каждой строкой ваших обвинений… за моей погубленной жизнью стоит только один человек. – Малфой медленно поднимает глаза и упирается в преподавательскую ложу: - это мой декан, профессор алхимии Северус Снейп.


4.

Драко Малфой имел красивое лицо и ненавидел газеты. И если первое его качество было у всех на виду, то второе он тщательно скрывал: человеку его положения всегда следует быть в курсе дел, и здесь не обойтись без утренней почты.

…Сейчас была половина девятого утра, за окном стоял май, полный благоухания сирени и честолюбивых обещаний, по потолку Обеденной Залы плыли золотистые облака, и Драко держал в руках только что отобранную у Гойла «Придиру», где черным по белому было написано:

Двойное дно: Что скрывала личина сурового преподавателя.

«На днях редакционному коллективу стало известно, что профессор Северус Снейп, несколько лет преподающий зельеварение в школе Хогвартс, живет двойной жизнью. Еще в юные годы поддавшись на посулы Сами-Знаете-Кого, он вступил в ряды Пожирателей Смерти, где практиковал Темные Искусства, Непростительные Заклятья, кровавые оргии, растление малолетних и финансовые аферы. После знаменитого Падения Темного Лорда м-р Снейп вернулся на стезю праведника, предал всех своих прежних коллег, и стал простым преподавателем, ничем не выдавая своих пагубных наклонностей. НО ТАК ЛИ ЭТО? Как стало известно нашему специальному корреспонденту, школа вовсе не исправила мистера Снейпа, напротив, она дала новую пищу его аморальной натуре. Мало того, что стиль его преподавания по всеобщим отзывам похож на геноцид, и подростки заливаются слезами от одного упоминания о зельях! Еще больше ужаса вызывают у них отработки. Многие их них утверждают, что дело не обходится конспектированием трудов Альберта Великого или чисткой котлов – профессор терроризирует их сексуальными домогательствами, пугая возможным провалом на экзаменах.

- Мне особенно жаль Драко Малофоя, - сказал юноша, пожелавший остаться не названным. – Он постоянно пропадает в лаборатории, так как профессор назначил ему дополнительные часы. И возвращается в слезах.

- Вы хотите сказать, сын Люциуса Малфоя не успевает по зельям?

- Нет, что вы, - с грустью добавил студент. – Он отлично учится. В классе профессора Снейпа он – первый ученик.

…Несложно догадаться, почему. Бедный мальчик вынужден платить за высший балл ежедневными свиданиями с Пожирателем Смерти. Как нам стало известно, мистер Снейп отнюдь не бросил это занятие, и его Черная Метка теперь чернее, чем прежде. Напоминаем, мистер Снейп – Статья об Аморальном Поведении еще не отменена! А Азкабан все еще недостаточно полон!

Задумаемся на минуту. Сегодняшние студенты – завтрашние преподаватели и работники Министерства. КТО НА САМОМ ДЕЛЕ УЧИТ НАШИХ ДЕТЕЙ?»



Драко медленно, словно гадюку, отложил газету. Это был удар. Удар ниже пояса.

Разумеется, все это от первой до последней строчки было ложью. Кроме всем известного факта, что профессор Снейп давно состоит в рядах сторонников Темного Лорда вместе отцом Драко. Потому что все они учились на одном факультете, где теперь учится он сам.

Ударом это было именно потому, что являлось ложью. Прекрасной ложью, которой никогда не суждено осуществиться. И о которой никто не должен был узнать!

…Какая-то сволочь догадалась. Возможно, Драко проговорился во сне.

- Ну что, круто? – вырвал Гойл страницу из пальцев Драко. – Я прям уржался, как не знаю кто!

- Мерзость, - отчеканил Драко.

- Слушай, Драко, - встрял Крэбб, жуя пудинг, - а правда, что ты там делаешь на этих отработках?...

- Заткнись! – сжал кулаки Драко.

- Может, профессор и правда… того?...

- Я сказал, заткнись, урод! – встал Драко, грохнув стулом. – Не твоего ума дело!

***

…На «отработках», которые, конечно, являлись обычными дополнительными часами для одаренных студентов – а Драко был весьма одарен и весьма трудолюбив – Драко грезил. К седьмому году обучения он мог сварить любое зелье из экзаменационной программы, сносно разбирался в теории и понимал значение волшебных слов «тинктура», «трансмутация» и «магистерий». Но он один знал подлинную причину своих успехов.

- Кристаллизация состава, - профессор поднимал черные глаза над столом и упирался ими прямо в нежное лицо Драко, - наступает на девятом этапе, после сепарации. Отфильтрованные взвеси размягчаются, ваше зелье дезориентируется и плывет, ему словно бы не на что опереться… И лишь после этого – при условии непрерывной варки – возможна ферментация, то есть одухотворение. Любое качественное изменение состава – как вы уже знаете – наступает только под воздействием огня.

- Да, профессор, - опускал глаза Драко, чтобы скрыть непроизвольную краску.

…Дело в том, что получить внимание профессора Снейпа можно было лишь одним способом. Ни красивое лицо Драко, ни его нежный возраст, ни обаяние, ни густой гормональный фон совершенно не интересовали педантичного, капризного и честолюбивого злодея. Злодея интересовал только интеллект.

А Драко интересовало другое. Потому что в интеллекте профессора Снейпа он давно и безнадежно заблудился. Драко интересовала тайная власть, которую профессор имел над умами и душами окружающих. Его прошлое. Его скрытые желания и личные привычки. Цвет его рубашек. Его запах – собственный запах, не перекрытый ядовитыми парами колб, травяными экстрактами и летным порошком. Этот таинственный и до сих пор непознанный запах разливался вокруг Северуса Снейпа, как неуловимое свечение.

И еще Драко интересовало выражение этого лица за пятнадцать минут до пробуждения.

***

Декан Северус Снейп слыл человеком недоверчивым. Ему было свойственно десять раз отмерять, прежде чем резать. Семь лет назад он дал себе обещание вырастить из сына Люциуса Малфоя нечто самобытное и ценностное, а не очередную ветку фамильного древа. И вот, судя по развитию событий, декан в этом совершенно не преуспел.

…Некая сволочь написала скандальную статью. На скандал профессору было наплевать, потому что три капли Веритасерума творят чудеса. Ему было интересно, чего эта сволочь добивается – деканского увольнения, собственной сатисфакции, всеобщего глубокого невроза или, напротив, толкает декана к действию.

Должно быть, профессор проговорился под Круциатусом.

***

Скандал не замедлил разразиться.

Словно школа, наконец, очнулась, и вспомнила, что у нее есть более насущные темы, чем война с Темным Лордом и практика поражающих заклятий.

Каждое утро начиналось с вала записок, кричалок, проклятий и ужасающих писем сочувствия (последние получал Драко Малфой) «Держитесь, бедный мальчик! – писали сентиментальные тети за сорок. – Скоро это чудовище ответит за все!»

Драко чувствовал, что близок к истерике.

Потому что никто ни за что не ответит никогда. Отвечать было не за что.

Когда-то «чудовище» испугалось брать на себя ответственность за чужие чувства, и решило направить их на вещи воистину значимые и возвышенные, а именно – на углубленный курс алхимиии. Очевидно, оно надеялось, что чувства отсохнут. Чудовище просчиталось. Чем больше ученик погружался в премудрости варки составов, тем более сильным делался его голод. Алхимия давала прекрасное поле для толкований. Алхимический язык был языком страсти и преображения. На нем юношеское томление Драко звучало как «варка» или «ферментация», и неизбежно шло к этапу «проекции» - сиречь, соединению философского камня (самого Драко, преображенного и могущественного) с неподатливой материей (деканом). Огнем выступала профессорская недоступность на всех фронтах, кроме учебного.

Профессор Снейп отдавал себе отчет в том, что никогда прежде не варил и не ферментировал младенцев. Это было занятие, достойное Пожирателя Смерти, каков бы ни был его финал.

А недостойным Пожирателя Смерти был тот факт, что рвение шестнадцатилетнего подростка и его очевидные успехи задевали в разочарованной душе декана неведомые прежде струны. Как всякий алхимик, он был не прочь владеть философским камнем. Более того – он всю жизнь к этому стремился.

…Но, разумеется, не тем способом, что был напечатан в «Придире!»

«Будь ты проклят, распутная мразь, чтоб ты сгнил в тюрьме!» - гаркнула привычная кричалка, падая в тарелку мадам Стебблз, и без того смотревшей на декана с плохо скрываемым отвращением.

- Приятного аппетита, - заметил Снейп.

- Спасибо, я сыта по горло, - отодвинула тарелку Стебблз.

«Коллектив родителей второго курса выражает свое возмущение! - Раскрылась очередная кричалка. - И спрашивает директора школы, когда он назначит на освободившуюся должность декана факультета Слизерин достойного человека! Иначе мы будем жаловаться в Министерство!»

Драко глянул через стол на своего декана. Черные глаза бесстыдно смотрели прямо на него, тонкий рот изгибался в гадючьей усмешке большого жизненного опыта. На лицевой броне декана было написано, что он прекрасно знает, кто подложил ему эту газетную свинью – знает, и принимает как должное. С аристократическим достоинством.



- Что, Малфой, - преградил ему дорогу Поттер на перемене. – Приятно быть на виду, не так ли?

- Пошел к черту! – оскалился Драко.

- Ну, зачем же так грубо? – глаза Поттера оценили его поверх приспущенных очков. – Школьная знаменитость должна быть скромна и справедлива. К тому же именно эти качества у нас ценит профессор Снейп. Знаешь, у него очень нежные руки…

- Я убью тебя, Поттер! – холодно сказал Драко. – И мамочка тебе не поможет.

- Подумай о своей, - миролюбиво сообщил Поттер. - Ты ведь до сих пор не знаешь, почему твоя мать две недели назад встречалась с мистером Лавгудом?

- Что?... – протянул Драко. – С каким, к черту, Лавгудом?

- С редактором «Придиры». Он, чтоб ты знал, Малфой, родной отец Полумны. Улавливаешь?

- Что за бред?..

- Никогда не рассказывай матери о своих сексуальных фантазиях, - резюмировал Поттер.

***

Драко теоретически допускал, что это очередная ложь.

Но была вещь, в которой он не мог сомневаться – его семья всегда ненавидела профессора Снейпа. Это была иррациональная и животная ненависть, в которой забывалась не только осторожность, но и всякое чувство меры.

В жизни Драко Малфоя что-то бесповоротно надломилось, и в трещину пополз густой, дезориентирующий туман.

***

В этом тумане он добрел до личного кабинета своего декана и постучал. Дверь открылась. Декан сидел у стола и смотрел на свои руки. Он не писал, как обычно, и не растирал травы. Он просто смотрел на свои руки, на одной из которых – поверх молочной кожи – чернел восхитительный и уродливый Знак.

В тумане Драко приблизился и навис над столом.

- Что вам угодно, мистер Малфой? - отдернул руку Снейп.

- Мне… очень плохо, - сказал Драко.

- Тогда ступайте в больничное крыло, - посоветовал Снейп.

- Нет, - Драко уставился на развязанный деканский галстук и подавил желание намотать его на руку. – Нет. Это… от газет.

- Мне тоже, знаете ли, не очень хорошо, - прозаично сказал Снейп. – Поэтому возвращайтесь к себе, от греха подальше.

- Что вы имеете в виду? – прошептал Драко.

- Именно то, что я говорю, мистер Малфой.

- Я… - Драко склонился ниже, - не понимаю...

…Твердая рука ухватила его за галстук и намотала на кулак.

- Отправляйся вон, щенок, - сказал профессор прямо в нежное лицо Драко, – пока у чертовых газет не появилось веских доказательств! Что, нравится чувствовать себя предметом вожделения?

- Я… - выдавил Драко. – О чем вы?..

- О том, зачем ты сюда пришел, - профессорская рука совершила еще один оборот, и Драко понял, что сейчас задохнется. Он закрыл глаза и приготовился умереть счастливым.

Хватка неожиданно ослабла.

Драко медленно открыл глаза. Профессор откинулся на спинку и лениво наблюдал за ним прищуренными глазами. Галстук Драко, как длинный язык, неприлично мел по поверхности стола.

- Я пришел, - сказал Драко, пряча галстук под мантию, - потому что газеты и так все написали. Все уверены, что это правда. Поэтому лучше пусть это будет правдой!

- Что, мистер Малфой, одолел нетерпеж перед отправкой на фронт? – усмехнулся профессор Снейп.

- А зачем ждать?

- Действительно, незачем. Поэтому я тоже не буду ждать. Убирайтесь прямо сейчас.

- Северус… - произнес Драко.

- Ты явно превзошел своего отца, Драко, - встал профессор. – Люциус не умел просить. Имел слишком много спеси. И, знаешь ли, я так привык к этому за двадцать лет, что не могу удовлетворить человека, который совершенно забыл о достоинстве.

С этими словами профессор хлопнул задней дверью кабинета, и Драко различил раздраженное «Колопортус!» Взламывать заклятье и продолжать осаду он не решился.

Жизнь сломалась окончательно. На пути Драко Малфоя стоял его собственный отец.

***

До сорока двух лет жизнь Люциуса Малфоя была вполне банальна. Когда Драко исполнилось семнадцать лет, в жизни Малфоя-старшего произошло действительно необычайное событие.

Он охладел к Темному Лорду.

***

Мощь Темного Лорда к тому времени достигла пугающих размеров. Формально у Люциуса теперь было все. Но по каким-то причинам к самому Люциусу у Темного Лорда обнаружился счет. Давний счет, на который набежали проценты.

Проценты были слишком велики.

Люциус понял, что неплатежеспособен, и стал искать пути к отступлению.

***

Драко находился в факультетской гостиной, когда его отец явился туда для свидания с профессором Снейпом. Явился под предлогом устройства будущего своего сына.

Люциусу Малфою, который имел слишком много спеси, было очень трудно просить о помощи.

- Полагаю, мне придется ненадолго уехать, - беспечно заявил он Драко, выходя после свидания. - Ты останешься с этим занудой.

- Бежишь, папа? – жестоко предположил Драко.

- Еду на воды, - проигнорировал сына Люциус. – Как только получу от нашего зануды список достойных отелей. Где-нибудь в восхитительной глуши… Ты же знаешь, я считаю ниже своего достоинства заниматься сбором информации такого рода…

- Профессор Снейп тоже не производит впечатление знатока в подобных вещах, - едко заметил Драко. – Кстати, ты не боишься оставлять меня с ним?.. В свете последних газетных статей…

- Брось, - поморщился Люциус. – Уверяю тебя, нашего зануду вся эта свистопляска только развлекла. Ты же знаешь, у него нетипичное чувство юмора.

- А откуда ты знаешь, что это неправда?..

Люциус прозрачно посмотрел на сына.

- Я знаю Снейпа гораздо дольше и гораздо… глубже, чем ты думаешь, - изрек он. Драко покраснел. – К тому же, я знаю этого специального корреспондента. Не смей меня провоцировать, детка.

…По холодной усмешке отца и его затвердевшим губам Драко понял, что заступил в оберегаемые области. Области, свидетельствующие: между отцом и деканом существует нечто большее, чем круговая порука.

***

Прежде Драко не смог бы понять, почему влиятельный и самоуверенный отец обращается за помощью к человеку, лишенному в их среде веса. Почему он обращается к тому, кого давно считает своим врагом. К тому, кто как любой Пожиратель открыт перед Темным Лордом и потому в качестве хранителя тайны совершенно бесполезен.

Теперь он знал, на что делается ставка.

…Вероятно, декан когда-то любил его отца. Может быть, это чувство тлеет в нем до сих пор. Ход во всех отношениях верный: профессор Снейп – именно тот человек, который предпочтет умереть ужасной смертью, чем признаться, что кого-то любит. Он самому Люциусу Малфою никогда не признавался в таком простом и красивом чувстве, как любовь. Боялся профанации.

Даже Драко он сообщил об этом в уродливой форме.

Насмешки Темного Лорда удесятерят его броню.

Драко знал, что декан согласится. Потому несколько часов счастья – единственное, ради чего стоит жить.

***

Через две недели труп Люциуса Малфоя был найден в его личном кабинете. Рядом с трупом обнаружились: расколотая рама от фотографии (сбитой на пол при падении тела), сама фотография (невинный снимок на пару с деканом, еще студенческих времен, теперь изрядно поцарапанный осколками), искореженный венский стул, вмятина на каминной полке, рассыпанные блестящие шестерни, и пустая, совершенно целая колба.

Министерство Магии на пару с Визенгамотом тут же начало расследование. Предполагалось убийство и погром на финансовой почве, зачистка Пожирателями своих рядов, месть сторонников Дамблдора, месть на почве ревности, и т.д. Супруга покойного пожимала плечами и изредка разражалась театральным смехом. Она косвенно обвиняла профессора Снейпа, что, разумеется, было несусветной глупостью. Профессор безвылазно сидел в Хогвартсе, а в день преступления и вовсе принимал зачет.

Последней версией было самоубийство посредством отравления, но это звучало абсурдно.

Только Драко был уверен, что это не так.

По мрачному блеску в глазах декана и его белому лицу он понял, что произошло несусветное: декан отказал в помощи Люциусу Малфою.

Фактически, профессор Снейп погубил его отца.

***

Драко впервые стало страшно.

Так страшно, что он запутался в собственных чувствах. Грудину постоянно жгло, словно там скопились соленые, непролитые слезы.

Плотный туман превратился в ядовитые испарения. Ясным в них был только один факт – облегчение наступит, когда Темный Лорд, наконец, победит.

***

Теперь события понеслись, словно выпущенный из клапана пар.

Сторонники Темного Лорда совершили прорыв и захватили Министерство Магии. Остатки Министерства во главе с бежавшим заместителем министра под угрозой немедленного ареста запретили пользование любым магическим транспортом, аппарацию и каминную сеть. Вся каминная сеть контиролировалась Темным Лордом. Хогвартс превратился в крепость. Банк «Гринготс», окормлявший вкладами весь магический мир, был взят под контроль Пожирателями Смерти. Авроры и прочие силы сопротивления перешли на партизанский график. Угрозы Министерства никого не могли ввести в заблуждение: Визенгамот был временно распущен, поскольку вся система подавления и судебного исполнительства теперь находилась в руках Темного Лорда.

Хогвартс в свою очередь резко поляризовался. Кто-то отбыл к родителям – и остался при них, на стороне Силы. На Драко были сделаны ставки. Драко не хотел ни Темного Лорда, ни Авроров, ни декана-убийцу, ни мать-истеричку, одним словом, он занял наихудшую позицию «я чертов студент, и желаю только одного - диплома».

***

…Во время экзаменов Обеденный Зал как и прежде заполняли почтовые совы с газетами. Газет теперь выходило в два раза больше – добавились неофициальные листки, сообщающие «правду», и некое издание «Правда вне закона» - ничуть не совпадавшее ни с листками, ни с «Пророком», «Пророк» насквозь почернел и захлебывался официозом пополам с угрозами, и только «Придира» осталась прежней.

«Новые сведения о трагическом самоубийстве известного мецената Люциуса Малфоя. - читал Драко. – На днях стали известны подробности одной из самых загадочных смертей последнего времени… Люциус Малфой, меценат и Пожиратель Смерти, счастливый обладатель миллионного состояния, покончил с собой на почве полного и окончательного банкротства. Говорят, его имение было заложено, деловые связи пошатнулись, и сам он находился на грани развода. Но так ли это? Как стало известно нашему особому корреспонденту, на самом деле Люциус Малфой долгие годы состоял в порочной связи с певичкой Севериной Слизняк, роковой брюнеткой из Блэр, которая снабжала его наркотиками и транжирила его состояние. После того, как супруга Люциуса Малфоя отказалась давать ему развод, алчная певичка прислала миссис Малфой отравленные капли для улучшения сна, которые по трагической случайности и выпил бедный самоубица…»

Именно под этой статьей, которую Драко читал с непреодолимой тошнотой, он обнаружил приписку матери. Она велела ему, дорогому сыну и наследнику рода Малфоев, открыть въездные ворота колледжа послезавтра, 22 мая, в три часа пополуночи.

***

Драко не раздумывал. Такие же приписки получила половина его факультета.

Симпатические чернила испаряются очень быстро. Драко, будучи префектом курса, собрал добровольную армию в гостиной, где она до половины третьего ночи резалась в шахматы.

В три часа она открыла все двери и центральные ворота. Завхоз Филч был обездвижен десятком «ступефаев» и заперт в кладовой. Ремус Люпин, бывший преподаватель по ЗОТС, а ныне правая рука директора, по непонятной причине попался по дороге в полной боевой готовности, с какой-то картой в руках. Он отбил пущенные в него заклятья, и после непродолжительной борьбы выпустил из своей волшебной палочки воющий фейерверк, который вырвался наружу и понесся вдоль окон Хогвартса, набирая высоту и оповещая всех о тревоге воплем «Засранцы!».

Когда Пожиратели Смерти ворвались на территорию Хогвартса, их ждали во всеоружии. Все, кто имел отношение к Пожирателям Смерти, встретили сторонников Лорда первыми – поскольку внутрь никто из товарищей Драко не вернулся. Они пристали к родителям, как только те показались из ночного тумана.

Напротив них оказалась стена крепкой обороны из школьников, преподавателей и нескольких авроров, в которой тоже произошло загадочное шевеление – там оказались тайные агенты Пожирателей под личиной Оборотного Зелья, раскрывшие себя слишком рано (по мнению Драко). Во главе этой оборонной стены стоял директор Альбус Дамблдор (что очевидно), а по его правую руку – профессор Северус Снейп (что не лезло ни в какие ворота).

- Мы гарантируем детям жизнь… - разнеслось над полем, - если вы, бедное дурачье, немедленно выдадите нам зарвавшего маразматика Дамблдора и предателя Снейпа. Иначе вы все умрете без различия пола и возраста!

Альбус покачнулся на каблуках, вертанул свою палочку и сделал шаг вперед.

Тут же в его мантию вцепилась рука Снейпа.

И тут же наперерез им выстрелила палочка Люпина.

- Нет! – в два голоса сказали Снейп и Люпин.

- Но, друзья мои… - пожал плечами Дамблдор, - здесь же дети…

- Там тоже дети! – возразил Люпин.

- Это не дети, - отрезал Снейп.

- Пожалуйста… только без эксцессов, - оглянулся Дамблдор.

- Обещаю не бить насмерть по поганцам со Слизерина, - успокоил Люпин.

- Лучше прикрой свой зарвавшийся Гриффиндор! – сжал кулаки Снейп.

- Прошу вас, давайте без ненужной крови, - гнул свое Дамблдор.

- Нет уж, давайте победим, - отчеканил Снейп.

- Представляю, что ты чувствуешь, - стрельнул глазами на Снейпа Люпин. – Там твои ученики…

- Не представляешь! – отрезал Снейп.

…Но самое болезненное, горькое и необычайное ждало Драко впереди.

Из студенческих рядов вышел Гарри Поттер и встал на полшага впереди Северуса Снейпа. И Северус Снейп машинально, привычным жестом окольцевал руками Гарри Поттера.

***

После этого началась война.

***

Война длилась до полудня. Через полчаса после начала стрельбы появились дементоры. В шесть утра пришло подкрепление, сформированное из остатков Министерства Магии и добровольцев. Но всего этого Драко не видел.

Драко, не владея собой, выстрелил в Поттера. Люпин прикрыл его, как сумел, и Поттер выстрелил в Драко. Драко прикрыла мать. Но, видимо, она была одержима чувствами, весьма далекими от любви – поэтому Драко слегка опалило, никакие узы крови не сработали. Мать выстрелила в Снейпа со словами «Будь ты проклят!». Снейп упал, и озверевший Поттер выстрелил снова. Одновременно с ним выстрелил Люпин. Он тоже что-то кричал. Мать упала на колени, ее волшебная палочка отлетела на три шага. Драко отбежал с опасного места и стал палить напропалую. Снейп поднялся. Потом снова упал в траву и пополз под прикрытием тумана, что было отличной военной хитростью – в молочных полосах он был совершенно неразличим. Оттуда – из травы и сырости – он стрелял опасным ядовито-зеленым светом, как и положено гадюкам. Потом прямо перед собой Драко обнаружил красное лицо Невилла Лонгботтома. Лицо исказилось – и больше Драко ничего не помнил.

Он очнулся под утро. По полю стелился туман. В этом тумане тут и там мерцали редкие вспышки. Драко побрел, волоча ноги, к месту наибольшего скопления огней. Под ногами попадались тела. «Помогите», - простонал кто-то снизу. Это была шестикурсница с Хаффлпафф. «Петрификус тоталюс!» - сказал Драко, и стоны застыли. Потом его ноги задели за что-то мокрое и черное.

Драко равнодушно посмотрел вниз, и колени его подогнулись.

Профессор Снейп лежал в траве с нелепо вывернутой шеей и белел окровавленным лицом. Кровь заливала всю правую половину его головы вместе с развороченной глазницей. Правая рука отсутствовала – оторванный рукав прихотливыми лохмотьями мок в росе и темной жиже. Левая рука, откинутая далеко вбок, три дюйма не доставала до волшебной палочки. Ее рукав был сбит, на нем красовалось два репья. А на молочной голой коже не красовалось ничего. Ни единого следа, ни единого рисунка, ни единой царапины. Ничего, похожего на Черную Метку.

Темный Лорд был повержен.

Северус Снейп был потерян.

Драко опустился лицом на молочную голую кожу, пахнущую росой и анисом, и заплакал.

***

В этом положении его нашли. И тут же взяли под арест. Драко не выразил никакого протеста. В состоянии неизбывных слез, словно во сне, он ждал суда.

***

Финал магической войны был вполне предсказуем. Мать Драко была мертва. Поттер находился в клинике, и никто не знал, чем кончится его борьба за жизнь. Он не приходил в сознание. Дамблдор был в клинике. Но в другой. Говорили, там находится лишь его плоть – а душа пошла за границу тени, чтобы добить то, что осталось от Темного Лорда. Большинство Пожирателей были под следствием, кроме бесповоротно мертвого Питера Петтигрю. А вот Хогвартсу повезло меньше.

Неожидаемым оказался лишь один факт: профессор Снейп остался жив.

***

Профессор Снейп, так вдумчиво вещавший о тайнах тинктур, ходе трансмутаций и прочих высоколобых вещах, равно удаленных и от Темных Сил и от Защитных Искусств, словно никаких войн не существует на свете – профессор Снейп оказался двойным агентом, шпионом и диверсантом, а вовсе не честным Пожирателем Смерти. Проще говоря, он оказался банальным предателем. Хоть тут газета была права! Из-за него Драко потерял своих родных – и Снейп палец о палец не ударил, чтобы это предотвратить. Из-за него Драко встал на сторону проигравших и теперь отправится в Азкабан. И он еще возлагал на декана какие-то нелепые надежды! И тот смел их подогревать! А сам оправдывал надежды Поттера! Он просто обманул доверчивого Драко. Он обманывал его всегда.

Этот обман опалил Драко и что-то пережег в нем навсегда. Когда на суде обвиняемому дали защитное слово, Драко Малфой с холодным сердцем и ясной памятью обвинил своего учителя. Профессор Снейп был потерял на поле битвы, в утреннем тумане. Потерян и оплакан. То, что осталось от декана, смотрело на Драко единственным глазом из свидетельской ложи. Ничего человеческого ни в этом взгляде, ни в этом облике больше не было.

***

Год спустя Драко Малфой вышел из тюрьмы. Его заключение было не столь тягостным, как у прочих – он все же считался несовершеннолетним ребенком, и срок был данью условности. На его счету в банке обнаружились сбережения, по каким-то причинам избежавшие конфискации. Запущенным родовым имением занимался судебный совет.

Два последующие года слились для Драко в одну блестящую, неразборчивую ленту. Он был молод, свободен, в живых остались некоторые из его факультетских приятелей, у него были минимальные средства на жизнь – и целая жизнь, чтобы прожить ее заново.

«Психическая реабилитация», как называли это состояние его ровесники, заняла полгода. После этого Драко остановился и одумался. Блестящий удушливый туман поблек. Драко аннулировал свой счет, вступил в судебную тяжбу по поводу имущества, разорился на издержках, провернул пару афер и, наконец, вложил оставшиеся деньги в сомнительное? но крайне выгодное коммерческое предприятие. Полтора последующих года он занимался подпольными поставками проклятых амулетов, смертельных ядов, запрещенных книг и всем, к чему имела склонность его семья.

Этих полутора лет хватило, чтобы поправить свои дела, завести нужные связи, вернуть себе светский и таинственный облик, снова сделать невинным нежное лицо, возобновить взаимоотношения с родственниками и прежними друзьями отца за границей, обзавестись бездной свободного времени, разбить два девичьих сердца и понять, что это – та жизнь, которую он ненавидит всеми фибрами души.

К своему ужасу Драко сделал горестный вывод: единственным, что действительно занимает его сердце, является чертова алхимия.

***

К этому времени одноглазый циклоп перестал внушать ему отвращение. Циклоп сидел в своих подземельях и уродовал детские души – к счастью, теперь у него было куда меньше авантажности, так что была надежда, что и жертв будет поменьше.

На исходе августа Драко направил профессору Снейпу почтовую сову. Там было всего несколько строк:

«Отправка на фронт состоялась. Нетерпеж размягчен. Имеются ли способы ферментировать правду из лжи? Прошу подтвердить кристаллизацию состава».

Ответ пришел с лондонского адреса: «Набережная Темзы, 17-00»

***

…Набережная Темзы в дымке извечного лондонского смога была пуста. Никого, похожего на старого калеку или волшебника, там не было.

Драко дважды прошелся вдоль реки, пока не заметил его – сидящего на скамейке в обычном темном плаще и по старой шпионской привычке прикрывшегося газетой.

Со спины он походил на типичного обитателя Ист-Энда, которому для полноты картины не хватает лишь вертящегося рядом сеттера. Черные влажные волосы, полоса белого шарфа скрыта мокрыми лацканами плаща, левый локоть на спинке скамьи. Потом он наклонил голову и обернулся.

Два насмешливых черных глаза уставились прямо на Драко.

В этот момент Драко понял, что давно смирился со всем, что произошло и будет происходить в его жизни. Потому что этот глаз мог быть и один – и инвалидная коляска в придачу. Это ничего не меняло. Драко любил этого человека.

Под белым шарфом зеленел знакомый, небрежно спущенный галстук. Драко поймал себя на мысли, что больше всего на свете хочет завязать его по-человечески. Двумя руками.

- Что за гадость ты читаешь? – спросил он по праву взрослого человека обращаться на «ты».

- Единственный достойный выпуск «Придиры», - ответил Снейп.

Выпуск лежал у него на коленях, рядом с пустым рукавом. Это был тот самый ужасный номер со статьей про смерть его отца.

Драко усмехнулся.

- Не знаю, какая сволочь написала про эту певичку. Большей глупости и придумать нельзя.

- А мне кажется, что это весьма похоже на правду… - дернул бровью Снейп. Драко ощутил знакомый холодок внутри живота.

- Не хотите ли вы сказать… - от волнения он перешел на привычное «вы». – Вы же не хотите сказать…

- Да, мой друг, - поднял подбородок Снейп. – Это мой единственный напечатанный труд. Не правда ли, он вполне достоин этих страниц?

- Но Северина Слизняк… Черт бы вас побрал, Северус! Это слишком!

- Слишком откровенно? Или слишком вульгарно? – рассмеялся Снейп.

- Слишком… бесчестно! – Драко взял газету и с нежностью уставился на пожелтевшие страницы. Влажный ветер шевелил листья, сбитые ранним листопадом, и постепенно разгонял смог. От обтянутых твидом колен, которых касался Драко, шло неощутимое свечение.– Представляю, сколько они еще мусолили эту тему! После такой подачки!

- Не представляете, - перевел взгляд на реку Снейп, накрывая перчаткой руки Драко. – Газета загнулась. Это был последний выпуск.

05\10.04
The End