...Мы не услышим друг друга:
Стонет полночная вьюга,
Кружево ткёт метель...

...В тот вечер общий зал постоялого двора под странной вывеской - чёрной, как ночное небо, усеянной кружочками подозрительно напоминающих монеты звёзд, перечёркнутой размашистыми неровными словами "Звонкая ночь" - был переполнен. Служанка, толстая угрюмая деревенская девица с багровым родимым пятном во всю щёку, разносившая жаждущим кувшины с жиденьким местным пивом и миски с наваристой бобовой похлёбкой - голодным, совсем сбилась с ног и разбила две глиняных кружки, за что заработала пару оплеух от коренастого рыжебородого хозяина, проворного и юркого, как хорёк. Хозяин сновал по залу туда и сюда - протестуя, уговаривая, улещивая - и казалось, как минимум три человека, одетых в одинаковые алые рубахи и фартуки неопределённо-грязного цвета, мечутся от посетителя к посетителю, умудряясь при этом каким-то чудом друг с другом не столкнуться.
- Долго мне ещё ждать мою оленину, прах тебя раздери? - гневно проворчал в адрес хозяина массивный седовласый мужчина с тонкими породистыми чертами лица. По его бархатному камзолу змеилась толстая золотая цепь, столь ощутимо давившая на плечи владельца, что казалась скорее орудием пытки, нежели украшением. Его спутница, белокурое видение лет двадцати, с шёлково-печальными глазами дочери Севера, облачённое в бледно-голубое платье, коротко вздохнула и ничего не сказала.
- Сейчас будет, добрый господин, - угодливо кланяясь, отвечал хозяин. - Ещё немножко вашего бесценного терпения, совсем чуть-чуть... Эй, ты! - прикрикнул он на служанку. - Чего ты там копаешься, не видишь разве - господа ждут жаркое из оленины!
- Моё бесценное терпение уже давным-давно иссякло, - не унимался мужчина с цепью, - и если мне сейчас же! сей же миг!..
Но тут служанка принесла требуемое, и мужчина, поворчав немного, что оленина старовата, жилиста и вообще больше смахивает на конину, а то, из чего питьё сделано, росло не в виноградниках Южного Эйреттхаа, а на полях северного Кастуэла, принялся за еду. Женщина сидела на лавке не шевелясь и лишь изредка подносила к губам тонкий надушенный кружевной платочек. Шумная подвыпившая компания, захватившая соседний стол, громко застучала по нему кулаками, требуя ещё вина - да живее! живее!
- Ты не прикоснулась к еде, - обличающе-наставительным тоном произнёс мужчина, сыто рыгнув и бросив под стол - на радость поджарой собаке со злыми глазами - последнюю полуобглоданную кость.
- Я не голодна, - вздрогнув и опустив глаза, пробормотала молодая женщина.
- Да? Неужели? А может, ты хочешь пить? Эй, девка, вина для моей жены, да побыстрее! - возвысил голос седовласый.
- Я не... - попыталась возразить голубоглазая, но муж цепко ухватил её за запястье одной рукой - на почти прозрачной коже отчётливо проявились белые следы пальцев - другой пододвинул собственную кружку, внимательно, без тени снисхождения заглянул жене в лицо:
- Ты хочешь пить. И ты будешь пить. Поняла?
Женщина молчала. Беспощадные пальцы ещё крепче сдавили запястье.
- Поняла?
- Да, - пробормотала она сдавленно.
- Пей, - откинулся назад мужчина, удовлетворённо поглаживая подбородок короткими холёными пальцами с поблёскивающим на одном из них великолепным изумрудом. - Пей, - повторил он. - Сейчас принесут ещё.
Женщина полоснула по лицу коротким ненавидящим взглядом - точно огненной плетью - и, выпростав руку из-под короткой тяжёлой накидки, отороченной черновато-серебристым лисьим мехом, неохотно дотронулась до кружки. Мужчина раздвинул губы в ледяной улыбке.
- У меня будут синяки, - тихо сказала она.
- Надень браслет с рубинами, что я тебе подарил. Никто не заметит, - с усмешкой посоветовал муж. И добавил - по-прежнему холодно: - Пей.
Одарив его ещё одним ненавидящим взглядом и передёрнувшись от унижения, женщина залпом опрокинула в себя содержимое кружки; поперхнулась, долго кашляла - ярко-розовый румянец окрасил бледные щёки - муж и не подумал как-то на это отреагировать.
Служанка с пятном принесла ещё вина и удалилась, машинально обтирая ладони о широкую серую юбку, сбивающуюся на бёдрах в складки. Компания за соседним столом утихла, оценивающе глядя ей вслед.
- Пей, - приказал мужчина, наливая в кружку новую порцию терпко-красного, как гранатовый сок, напитка.
Открылась дверь, и в общий зал, зацепив за низкую притолоку чёрным бархатным беретом, украшенным пером цапли, вошёл изящный молодой человек с тёмными волосами и не менее тёмными глазами, сияющими на его бледном и гладком лице, подобно чёрным алмазам. Ловко обогнул одноногого, грязного до невозможности нищего, облачённого в бурые лохмотья, привычно пристроившегося у двери - будто дремлет, и лишь неожиданно трезвый молния-взгляд нет-нет да и полыхнёт между чёрным небом век и чёрной землёй лица - и опустился за ближайший и единственный свободный стол.
- Чего-нибудь поесть. Комнату на ночь, - лаконично сказал удивлённому хозяину новоприбывший. - И... и воды. Всё.
При этих словах молодая женщина в голубом платье подняла глаза от столешницы. Пришелец перехватил этот взгляд и ответил ей дружелюбной лучистой улыбкой.
Женщина испуганно отвернулась.
- Допивай своё вино, и пойдём наверх, в нашу комнату. - Мужчина тоже улыбнулся, но его улыбка больше напоминала звериный оскал. Женщина вздрогнула.
- Нет, пожалуй, лучше мы возьмём вино с собой, чтобы нам не было так скучно. Не возражаешь, дорогая? - издевательски поинтересовался муж и, не дождавшись ответа, ответил сам: - Не возражаешь. Умница.
Соседний стол затеял потасовку. Два бородатых мужчины - один повыше, другой пониже, один рыжий, другой чёрный, один - с хитрыми бегающими глазками прожжённого плута, другой - с сочной бородавкой на носу - сосредоточенно и молча тузили соседей.
...Молодой человек в берете задумчиво посмотрел вслед уходящей паре - ладонь мужчины по-хозяйски лежит на талии женщины - вздохнул, потянувшись правой рукой за кружкой с водой: левую его руку надёжно скрывал плащ. И залпом опрокинул в себя воду - точно так же, как молодая женщина незадолго перед тем - вино.

...Мы не увидим друг друга:
В дом наш пришла разлука
И распахнула дверь...

... - У нас мало времени.
- Да. Я знаю. Только эта ночь, единственная ночь - наша первая и последняя звонкая монетка-ночь, ночь, когда мы слышим всё - даже то, что когда-то не услышали днём: голоса рождённых для нас...
- А за ночью придёт рассвет, и ослепит наши глаза, и сделает глухими наши сердца - и при солнечном свете мы не узнаем лиц друг друга.
- Я помню. Но не надо об этом, милый. В конце концов, у нас впереди ещё целая ночь. Целая звонкая ночь.
- Хорошо, Элора. Если ты хочешь, я буду говорить о другом. Хочешь, я расскажу тебе о кудрявых облаках? Боги заплетают их в косы и связывают дождевой лентой, а когда лента развязывается - идёт дождь... А хочешь - я буду говорить о маленьких блестящих рыбках, названых сёстрах морского хрусталя? Как-то раз мне довелось видеть таких, когда я жил на севере - тамошние жители не ловят их и не употребляют в пищу... А когда наш отряд останавливался на ночь в горах - таких высоких, что протянутая вверх рука касалась звёзд, и, потревоженные, они осыпали нас облаком медовой пыльцы... - но нет, я же обещал не произносить слова "ночь" - прости меня, Элора...
- Мне нравится, когда ты зовёшь меня по имени. В твоих устах оно звучит так, словно ты каждый раз придумываешь его заново.
- Так оно и есть. Твоё имя - это подарок ночи, звонкой ночи, нашей единственной ночи... ну вот, я снова нарушил своё обещание - всё, молчу... Что это? Ты плачешь? Знаешь, единственная моя, слёзы скатываются по твоим щекам, точно капли морского хрусталя с ладони моря - не надо плакать, хорошая моя, если море будет пустым, кто улыбнётся нам серебряными глазами, кто засмеётся бронзовым смехом?
- Я не плачу. Это просто... не знаю. У нас мало времени, а мне ещё надо успеть увидеть своё отражение в твоих глазах... Скажи: они взаправду черны, как гагат, или это оттого, что я вижу их сквозь сомкнутые веки?
- Они черны, как мир, где нет тебя. Но сейчас ты в них есть, а значит... Впрочем, не знаю. Они такие, какими их видишь ты, любовь моя... Скажи: а твои волосы и вправду так же густы, как ниспадающие с неба пряди дождя, или они просто не хотят отпускать мои пальцы?..
- Не знаю... Они таковы, какими их видишь ты...
- ...Это несправедливо.
- Что именно?
- То, что мы только сон, что снится нам обоим. То, что горькое солнце, встающее над горами, высушит нашу память огненными слезами - и мы друг друга не вспомним, даже если и встретим... Ну вот, ты снова плачешь. Твои слёзы - как солёное расплавленное серебро, ты знаешь это?
- Я не плачу. Это просто...
- Что - просто?
- Я никогда не слышала раньше таких красивых слов.
- Это оттого, что я никогда не говорил с тобой раньше.
- Не видел.
- Не говорил. Ты не помнишь? Твои волосы были как лунный шёлк, ты грызла яблоко и шла мне навстречу по узким острым камням, и ветер хватал тебя за подол платья - белого, с синим узором... Тебе было пять лет.
- Да? Так было? Я не помню... Ты, верно, обознался - у меня никогда не было такого платья...
- Я не могу ошибаться. Сны не ошибаются, милая, - разве ты не знала? Взгляни в мои глаза, и ты увидишь в них меня...
- Да... Я вижу, родной, я уже вижу - ты стоишь на камнях - на узких, острых камнях - стоишь и смотришь мне в лицо, и никак не можешь отвести взгляда, и сломанная ветка в твоей руке напоена кровью заката, точно горящий факел... Тебе шесть лет.
- Ну, вот видишь! Так - было, ты же сама вспомнила!.. ...Что это?
- Где?
- Здесь. И здесь, и здесь.
- Ах, это? Не обращай внимания, милый - коснись их губами, и никто не увидит, и даже я - не увижу...
- Он бьёт тебя?
- Кто?
- Тот, с кем ты была до этой ночи. Тот, с кем ты будешь, когда эта ночь кончится. Тот, в чьё лицо ты всегда будешь вглядываться, пытаясь разглядеть за ним моё.
- Он любит меня. Глупый... он думает, что любовь можно купить, и пытается купить - мою... А когда это у него не получается, начинает меня ненавидеть...
...да.
- ...О чём ты молчишь, родная?
- Вот интересно, этот двор всем дарит по звонкой ночи? Всем даёт встретиться с теми, мимо кого они когда-то прошли? Всем - или только нам?
- Не знаю. Да и какая нам разница?
- ...Что это?
- Где?
- Здесь. И здесь.
- Не обращай внимания. Заслони рукой, если хочешь, и тогда их не увижу даже я...
- Ты воевал?
- Это не было войной. Скорее - бессмысленной бойней, когда за застилающим глаза кровавым дымом не видно лиц своих и чужих... Она обошла меня стороной, вздохнув где-то за плечом - ты видишь, мои волосы даже не успели поседеть, только двух пальцев нет...
...да.
- ...О чём ты молчишь, родной?
- О том, что у нас мало времени, и с каждым лучом солнца, вплетающимся в ткань небес, его становится всё меньше. О том, что наступает рассвет, и скоро ты забудешь меня. О том, как это горько и несправедливо - возвращать друг другу тех, кто друг для друга рождён, - и отнимать правой рукой то, что дала левая. О том...
- Я не забуду тебя, Авест. Никогда. Я не смогу.
- Элора...
- Я вспомню тебя.

...Мы не узнаем друг друга:
Годы - стрелою из лука,
Что не находит цель...

...Рассвело. Заспанная служанка, с трудом выбравшаяся из постели хозяина, мела общий зал, зевая во весь рот. Вчерашние постояльцы уезжали - несмотря на ранний час, мужчина выглядел свежим и отдохнувшим, золотая цепь на его груди мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Жена его, напротив, была бледна, как подснежник, старалась держаться от мужа подальше и прикрывала левую щёку длинными светлыми волосами. Правую руку её украшал широкий золотой браслет аляповатого вида с крупными рубинами. На ней было то же бледно-голубое платье, что и накануне, плечи укрывала та же отороченная мехом накидка. Пропустив жену вперёд, мужчина недовольно скривился при виде нищего, мирно спящего на пороге, но ничего не сказал и молча переступил через перегораживающую дорогу единственную ногу попрошайки. Хозяин угодливо предложил позавтракать - мужчина отрицательно мотнул головой, после чего они с женой наконец покинули постоялый двор.
По лестнице загрохотали шаги, и в общий зал ворвался молодой человек в берете - правда, теперь берета на нём уже не было, да и щегольской костюм его не выглядел больше столь свежим и нарядным. Он остановился на пороге - глаза метались от человека с цепью, помогающего жене взобраться в седло, к молодой женщине, и медленная бледность начала заливать гладкое юношеское лицо. Она обернулась - короткий взгляд через плечо - глаза в глаза - немного удивления, недоумение, немой вопрос... не-узнавание... - отвернулась, и готовое птицей вспорхнуть с его губ имя упало вниз, жалобно всплеснув переломанными крыльями.
Мужчина неожиданно ловко взлетел в седло, и в глазах его стыло презрение пополам с торжеством. Лошади бодрой рысью уходили в рассвет.
Молодой человек, всё ещё стоявший на пороге, долго смотрел вслед уходящим. Проснувшийся наконец нищий открыл чёрные, как гагат, глаза и задумчиво почесался левой рукой, на которой не хватало двух пальцев. Ему тоже настала пора уходить. Толстая служанка стояла на пороге в обнимку с метлой, и выражение её лица было тупым и сонным.
- Элора! - крикнул хозяин постоялого двора, и служанка, мигом очнувшись, заторопилась на окрик.

Нам не прожить друг без друга...
Пеплом испачканы руки...
Скажи мне, где ты теперь?

             Мы не услышим друг друга,
             Мы не увидим друг друга,
             Мы не узнаем друг друга:
             Нам не прожить друг без друга...

Москва, 14 февраля 2001г. AD