|
Библиотека
Авторы
Проза
Поэзия
По
мотивам игр
Разное
 |
|
|
|
|
Хелек: Весеннее Солнце
|
I
Горячий песчаный вихрь завертел вокруг него мириады звездно-золотых
осколков. Он шел по бескрайней пустыне. Шел, не ведая,
как очутился тут, не зная своего имени и цели похода.
Все его спутники погибли, запасы воды давно иссякли, о
еде он уже и не вспоминал. Странник смотрел затуманенным
взором на призрачные, сверкающие краски пустыни. Он не
думал о смерти, ему не было страшно. Вот только очень
хотелось пить.
Ноги не слушались, он повалился в обжигающий песок. Мглистая
бриллиантовая пыль скрипнула на зубах, он крепко-накрепко
сжал кулаки. Костяшки пальцев побелели. Вперед. Только
не останавливаться. Идти он больше не мог - пополз, оставляя
за собой странный извивающийся след. Только бы добраться
до вершины этой дюны - а там… Путь к спасению. Он был
уверен.
А вихрь кружит свою тошнотворную карусель, бьет жаром
в лицо. Сильные мышцы не выдерживают - руки бессильно
повисают, лицо утопает в мягком душном песке. Нечем дышать.
Собрать последние силы, уже только на локтях - ползти
вперед. К вершине дюны. Еще чуть-чуть. И вновь вьется
причудливая лента его следов.
Вот она - вершина. Там так ласково сверкает солнце, проблескивая
сквозь песчаную завесу. Еще совсем немного, и он увидит,
что же за дюной, там он будет спасен…
Волны песочной глади. Завитки, как белые морские барашки,
серебристого налета на песке. А солнце… Оно казалось таким
манящим, таким надежным. Но нет. Обжигает, смотрит безразлично
своим воспаленным оком. Только безбрежный океан искристой
пыли, больше ничего. Напрягся всем телом, перевернулся
на спину. Вгляделся в серую глубину неба. Как его звали?
Кем он был? Кого оставил дома? Да и где его дом? - Он
ничего не помнил.
Жаркий ветер касался тела, песок засыпался в глаза и рот.
Ему вдруг захотелось нарисовать всю эту сияющую красоту
- сам не знал, откуда взялась такая глупая мысль. Потом
он подумал, что умирает. Дальше - темнота.
II
Первое, что он почувствовал, была темнота. Черная бархатная
темнота. Она обволакивала его своей удушливой тканью,
туманной и непроглядной.
"Это хорошо, что я хоть что-то ощущаю, - думал он,
- значит, я жив!"
Потом он понял, что кто-то заботливый, у кого были мягкие
нежные руки, поит его хрустальной холодной водой. И сердце
его билось быстрее и переполнялось детской радостью. Он
пил и улыбался.
Позже он осознал, что лежит на чем-то мягком, что может
шевелить руками и ногами, что его тело все еще с ним.
"Я чувствую свое тело", - думалось ему. И еще,
с захватывающей счастливой дрожью: "Это значит, что
я жив, жив!"
Дальше он услышал разные звуки: как где-то далеко шумит
листва, там пел свою грустную песнь ветер, там ветви,
словно хрустальные бубенцы, шептались друг с другом о
чем-то, чего не дано было понять ему, там еще слышался
серебряный голос дождя и проникнутое оправленными в золото
самоцветами пение птиц. Но все это слишком далеко, не
добраться, не дотянуться рукой. А ведь было еще что-то,
совсем близко, только повернись чуть-чуть, и, кажется,
вот-вот коснешься: легкий шелковый шорох платья, тихое
ровное дыхание. И он вновь улыбался.
Потом он почувствовал запах комнаты, в которой находился:
сладкий, но свежий, где смешивался дух вольных лесных
трав и пьянящих ночных цветов. И был еще один - того,
кто часто приближался к нему, часто сидел подле его постели,
кто поил его водой. Он старался задержать в груди этот
аромат - почти неуловимый, несравненно нежный и теплый.
И, наконец, он проснулся оттого, что по глазам озорной
огненной змейкой пробежал солнечный лучик. Путник сначала
крепко-накрепко зажмурился, а потом открыл глаза, впустив
в свою жизнь свет. Чуть склонив голову набок, над ним
стояла тоненькая девушка.
III
У нее были большие грустные глаза. Темно-серые, как черненое
серебро, как пряная ночная мгла. Бездонные глаза. Глаза,
полные лунного света. Добрые и задумчивые глаза. Он улыбнулся.
У нее было узкое лицо. Лицо с прозрачной белой кожей и
острыми чертами. Колдовское, призрачное лицо. Столь тонкое
и нежное, что, казалось, вот-вот растает в собственном
прекрасном свете.
У нее были волосы цвета воронова крыла. Волосы - ночная
чернь, волосы - черный огонь. Мелкими кудрями рассыпались
они по хрупким плечам.
Она стояла над ним в своих серых шелковых одеждах, перетянутых
на талии узеньким пояском, словно выточенная из слоновой
кости в обрамлении звенящего серебра.
-Кто ты? - лишь вымолвил он.
-Мое имя Эльда, - отвечала она. Голос ее был словно первая
весенняя капель, хрустальным и грустным.
-Но кто же ты, господин мой?
А он не знал, что ответить. Он смотрел на эту волшебную
печальную девушку, такую тоненькую и хрупкую, что, казалось,
она, сотканная из звездного света, сейчас растает в душистом
воздухе.
Он вспоминал.
IV
Сначала мир был полон красок, запахов и звуков. Потом
будто закрылись глаза, он уже не чувствовал ароматов,
его окружавших, врезалась в уши тишина, он уже не ощущал
свое тело - лишь сладкий вкус воды на губах, а потом была
темнота - мир закрутился в обратную сторону.
Он вспомнил, как было жарко и хотелось пить, как здорово
было бы нарисовать пустыню… Стоп!
Что-то вот-вот всплывет на поверхность до звона напряженной
памяти. Вот оно!
Светлая комната: большие окна, белые стены, на них - картины.
Еще картины разбросаны по всей просторной комнате. Зарисовки,
наброски, уже законченные творения. Много, много разных
картин. И в каждой - свой отдельный мир. Смотришь на одну,
и губы невольно растягиваются в улыбке, и душа становится
очень легкой, будто сейчас вспорхнет в бескрайнюю высокую
даль. Взглянешь на другую, и вот уже сердце полнится печальной
тоской, щемящей грустью. Подойдешь к следующей, и словно
увидишь совсем иной мир - странный переливчатый мир мечты,
где нет ничего невозможного.
Да, это прекрасные картины, все висят на стенах. Но есть
что-то еще - маленький столик у двери. На нем, под стеклом,
драгоценный подарок друга: древняя, очень древняя картина.
Пожелтевшая от времени бумага, но линии все еще сохраняют
четкость. На ней изображена хрупкая девушка с печальным
лицом и черными вьющимися волосами. Картина была найдена
археологами в пустыне, попалась им во время раскопок одинокого
кургана, и ее подарили ему, так влекомому ко всему древнему,
подающему надежды художнику.
V
-Художник… - проговорил он незнакомое теперь слово из
когда-то родного языка.
-Художник, - удивленно - задумчиво проговорила Эльда -
девушка с картины, - какое странное имя!
-И вправду странное, - ответил он, силясь вспомнить еще
что-нибудь, но понимая, что это невозможно, - но госпожа
моя Эльда, скажи мне, в каком краю я очутился.
-Этому краю нет имени, мой господин. Есть лишь сама эта
земля, и я, здесь живущая. Больше я ничего не знаю.
Видя удивление в глазах Художника, Эльда начала свой странный
и прекрасный рассказ. Голос ее зазвучал грустными перезвонами
чистейшего горного хрусталя. Так говорила она:
VI
"Все мы есть те, кто мы есть, мой милый путник. И
не убежать, не скрыться от себя. Подобно деревьям в почве,
нам определено место в этом мире. Мы так же неотделимы
от своей судьбы, как неотделимы корни от земли. Некоторым
деревьям суждено было родиться в каменистых горах, другим
- на морском берегу, третьим - в черноземной низкой долине.
И негоже горным крепышам селиться у вольной глади моря,
не выживут они и в илистых почвах низины. Так и каждому
из нас - свое предначертание. Больно, мой господин, мучительно
больно, когда тебя отрывают от дома, от твоей судьбы,
от жизни, что должна быть твоей. Такова моя грусть. Словно
деревце, вырванное с корнем и унесенное прочь из родных
мест, я отделена от того, что по праву должно быть моим.
И не о радостях и роскоши говорю я, гость, нет. Не влекут
меня ни власть, ни почести, ни богатства. Я лишь грущу
о том, что не могу разделить всю горечь, всю боль, что
терпит сейчас мой народ. Да, господин, ты не ослышался
- мой народ. Знай же, что я - Эльда, дочь Эльвэ, владыки
Лесного Королевства, единственная из его детей, что осталась
в живых. Как бы я хотела сейчас оказаться дома, в Лесном
Королевстве! Но нет, мой рок - быть отделенной от того,
с чем я неразделима по крови.
Меня увезли из Лесного Королевства, когда там началась
война. Несметные полчища творений Тьмы жаждали подчинить
себе наше королевство, наш народ.
Знаешь, гость (Эльда грустно улыбнулась), ведь не всегда
я жила здесь одна. Со мною тогда отправилась моя няня,
но несколько лет назад она умерла. А мне кажется, так
недавно мы еще были вместе. Гуляли рука об руку по лесу,
и солнце, прорываясь золотыми копнами лучей сквозь листья
(знаешь, эти весенние листья - такие темно-изумрудные,
влажные, пахучие), солнце будто недавно еще путалось в
белом серебре ее волос. Она собирала их в тугой узел на
затылке, закалывала костяной гребенкой, и лицо у нее было…
Знаешь, такое доброе, морщинистое. А морщинки - как лучики
от улыбок - у глаз, у губ. И глаза - старческие уже глаза
- мудрые, небесно-голубые, чистые-чистые. А руки… О, господин
мой, какие у нее были руки! Мягкие, теплые, добрые и умелые
руки. Да что это я, впрочем, - Эльда стыдливо опустила
глаза, - вот послушай-ка лучше о Лесном Королевстве: эта
земля лежит много западнее здешних мест. За высокими горами,
за глубоким морем, за широкой степью - там лежит Лесное
Королевство. Королевство - это древний волшебный лес,
а в самом его центре - прекрасный город. Его нарекли Весенним
Солнцем. Такой он и есть: он лучится теплом, он греет
душу и заставляет забыть о печали, он рождает мечты и
будит душу ото сна, заставляя сердце рваться из груди,
ввысь, ввысь, подобно его стройным башням - к дымчатому
далекому небу. Весь он выстроен из дерева, прекрасная
тонкая резьба и золотые росписи украшают его строения.
И нельзя описать всего его величия. Только почувствовать.
Знаешь, господин мой, когда выходишь ты на рассвете на
высокое, резное, словно тонущее в деревянном кружеве крыльцо,
увитое диким виноградом, когда вдыхаешь туманный утренний
воздух, когда, раскинув руки, слушаешь радостные птичьи
голоса, как ты опишешь все это? Как расскажешь о том чувстве
свободы и счастья, что захлестывает тебя, когда смотришь,
как первый летний дождь, прорезая спелый крепкий воздух,
барабанит по золотисто-зеленым листочкам молодых осинок,
изумрудно-серым лапам дубов, по раскидистым каштанам,
по тонким, призрачным березкам? Как передашь всю сладкую
осеннюю грусть, когда золотисто-алый пожар бушует в лесу,
когда на черно-серую землю ложатся вытканные из драгоценных
нитей листы, и пахнет пряной сыростью. Сможешь ли описать
то волшебство зимних ночей, когда, глядя на черный ультрамарин
неба, ты готов утонуть в этом сверкающем звездном омуте,
когда звезды везде - в небесах, под ногами, в причудливом
морозном узоре слюдяных оконец, в глазах? - Нет. Такое
можно лишь увидеть, лишь почувствовать, лишь впустить
в свою душу, но нет сему описания ни на одном из языков
мира. Некогда Лесное Королевство было таким. Оно было
моей судьбой, а теперь… Я готова была сражаться за свой
дом, свою любовь, свой народ, но нет… Судьба распорядилась
иначе. С легким сердцем я умерла бы за Лесное Королевство,
но мне предречено иное.
Знаешь, несколько лет назад до моего убежища добрался
гонец из Весеннего Солнца. Он принес мне страшную весть
- город пал. Так страшно было взирать на его молодое,
но почерневшее от горестей и лишений лицо, на его седые
волосы, на его исхудалое тело. А несколько дней спустя,
он умер. Истлел тихий огонек жизни. Словно гонец исполнил
то, к чему стремился, и ничто уже больше не держало его
в этом мире. Это было три года назад. С тех пор я не получала
вестей из Весеннего Солнца. Три года жила я, мучаясь,
зная о своей беспомощности, но не в силах ничего сделать…"
- и Эльда бесшумно опустилась на деревянное кресло, обтянутое
льном, что стояло подле окна, в углу. Она наклонила голову
и стала наблюдать за звонкоголосыми маленькими птичками,
перелетающими с ветки на ветку. Волосы упали ей на лицо,
и когда она повела головой, чтобы откинуть их, то Художник
на мгновение увидел ее глаза - грустные, полные бриллиантовых
соленых росинок - слез. Она словно смутилась своей слабости,
отвернулась к окну, сжала тонкие, почти прозрачные пальчики
в кулачки, уперлась ими в широкий резной подоконник. Так
она сидела, ссутулившись, в молчании: тонкая, хрупкая,
сияющая грустным серебряным светом. А Художник не смел
пошевелиться, тихонько сидел и смотрел на нее, не в силах
отвести взгляд.
VII
Прошел месяц, а может и год - этого никто не знает. Художник
все еще жил у Эльды. Он полюбил ее, он готов был отдать
все что у него было - лишь для нее одной. Скорбь илистым
водоворотом поднимается в моей душе, ибо я не знаю всей
этой истории. Доподлинно известно лишь одно: Художник
собрал армию, вместе с Эльдой отправился в Весеннее Солнце,
и город был отбит, и Эльвэ возвратился на свой престол.
Мне не видится той силы, что может сотворить такое. Что
может, лишь усилием воли, лишь одним страстным желанием
вершить чудеса, подчинять себе армии, брать города. Но,
верю, когда-нибудь я узнаю о том, как свершил свой подвиг
Художник. Узнаю это, чтобы рассказать вам. А может, и
не надобно этого знать? Может, лишь надо знать причину.
И я знаю ее. Любовь. Любовь смертного. Ни волшебника,
ни эльфа - смертного. Та, что волшебней всех чудес, что
творились и творятся в мире. Та, что есть страстное желание
вершить чудеса, что подчиняет себе армии и берет города.
Художник был сильнее всех силой своей любви. И не было
для него это подвигом, просто иначе жить он уже не мог.
Но есть и иное: любовь - это смерть, не жизнь. Так же,
как и смерть, однажды испытанная, она заточает в своем
вечном плену. Она не плоха и не хороша - она просто есть.
VIII
Художник и Эльда обвенчались. Этот день запомнится всем
жителям Весеннего Солнца. Была праздничная ночь, и все
плясали и пели на ночной лужайке, освещенной дикими всполохами
огромного костра. И счастье селилось в душах людей. И
в этот день Художник нарисовал Эльду: такую, какой помнил
ее еще по картине из той, прошлой, забытой жизни.
Но ничтожно-коротким показалось их счастье. Народ Лесного
Королевства бессмертен, жизнь же Художника быстро истлела.
Когда он умер, Эльда и Эльвэ отнесли его в пустыню, туда,
откуда он пришел, туда, куда лишь они знали путь из своих
благословенных земель. Они положили его тело в горячий
песок и насыпали над ним курган. И Эльда, прощаясь с Художником,
вложила в его застывшую руку сложенный холст с картиной,
нарисованной им в день венчания.
"Я буду вечно с тобой", - прошептала она.
И эта картина потом лежала под стеклом в его мастерской,
и он часто думал о той девушке на картине, такой знакомой
и грустной.
И она вечно была с ним.
|
|
