Когда заканчивается ночь, наступает день. Покровы теней исчезают, оголяя сокрытое. Резкий свет жжет глаза и коробит душу. День приходит снова и снова, распускаются цветы, трескается лед на реках, просыпаются птицы. Все, непонятное ночью, казавшееся удивительным, необычным, чудным и интересным, обретает объяснение и основу, лишается зыбкости и очарования. Нам нечем восхищаться днем. Нам нечего бояться днем. Мы предназначены для существования днем, но восхищаемся ночью. Солнце дарует жизнь, но преклонение достается Луне. Именно потому Смерть столь красива и очаровательна.
Косые лучи солнца, окруженные длинными тенями, врывались в узкие улочки. Лишали света фигурные фонари, столь волнующе призывные в вечерних и утренних сумерках. Среди романтических улиц проявлялись бумаги и помои. Тусклая суровость ночных красок обернулась блеклостью. Колебавшиеся в огне свечек цветы на балконах оказались пыльными ромашками. Не стоит гулять по увиденному впервые городу ночью, если нет желания обрести утром разочарование.
Тотелькопф на Марене, древний город – всего лишь жалкий поселок. Руин древних замков в окрестностях больше, чем в нем домов. Четыре кривых улочки, ратуша, казарма, десяток лавок и свеженький, словно с картинки, Храм. Сейчас на улицах никого нет, ветер носит липкую паутину и запахи гниения. Солнце играет бликами на битом стекле. Коты выползают на крыши. Голуби клюют разваливающуюся мостовую. Восходит солнце, наступил день.
Я выхожу на главную площадь, длинная стрелка на часах ратуши со скрипом подкрадывается к цифре двенадцать. Звонарь с пропитым лицом бочком пробирается по пустынной площади, постоянно оглядываясь через плечо, к башне с колоколами.
Птицы начинают чирикать охрипшими голосами, тени становятся чуть короче. Где-то на грани слышимости звенит колокольчик молочника. Кричит петух, начинают переругиваться дворцовые собаки. Длинная стрелка доползает до наивысшей точки циферблата, замирает на секунду и срывается вниз под гулкие удары колоколов. Где-то на пятый удар распахиваются ставни, на седьмой удар из огромного количества окон начинает слышаться ругань и не чистосердечные пожелания добренького утречка и долгих лет жизни. Городишко оживает. Над казармами двое солдат в пижамах и с алебардами, громко икая и почесываясь, поднимают одно за другим три знамени. Первое – Черное с Серебреной Звездой Богини. Новое, свежее, блестящее, оно как тряпка провисает на слабом городском ветру. Второе – Красное с желтой головой дракона в профиль. Это старое знамя города Тотелькопф, подаренное ему или Лурном, или Алькаазаром, или другим великим королем древности. Третье – снова черное с Золотыми Львами. Знамя Аннатари короля Нгара.
Вот уже распахиваются двери и заспавшиеся горожане, с детьми на руках устремляются к Храму. Туда же проследую и я.
Дверь низенькой таверны с вывеской «Злой Кабан» открывается, из неё показывается содержатель таверны с семейством, за ним два каких-то купца с золотыми цепями на шеях и дворянин с альброкским клинком за поясом. Они как-то странно косятся на меня, раскланиваются и торопливо спешат вперед, очень мило все вместе переваливаясь на коротеньких ножках. Дворянин долго приглядывается и подходит все ближе. На вид ему лет сорок, пивное брюшко тесно затянуто в сюртук темно синего цвета. Бородка коротко стрижена, глаза глубоко посажены.
- Добрый День вам сэр рыцарь и твердой руки.
- И вам доброго дня и великих свершений.
- Позвольте представиться, я Дортмунд, барон аэнедд’Вейлтз.
- Я - Шархар аэнедд’Шархар, командор Ордена Черной Луны.
- О, примите мои заверения в уважении, ваше могущество.
- Не стоит, вы меня не знаете, уважать ещё не можете. Максимум вы уважаете Орден и Звание.
- Конечно, но в то же время надо быть человеком незаурядным, чтобы звания такого добиться. Впрочем, это сильно смахивает на лесть.
- Смахивает.
- Я не хотел. Впрочем, позвольте спросить, раз уж такой случай представился, - на его лице появился проблеск интереса, - зачем эти обязательные ранние утренние молитвы каждый день? Очень не удобно и, в конечном счете, посещаемость молитв не означает истинной веры.
- Вы правы, но Вера, ради которой приходится чем-то жертвовать, жизнью, счастьем или на худой конец сном, оставит свой отклик в сердце. Страсть, Веру, Преклонение, или Ненависть. А это чувства сильных людей. И пробуждение их – наш святой долг пред Дремлющей. Религия, которая не требует жертв, рискует остаться для большинства обывателей просто ещё одним элементом их никчемной жизни, таким как поездки к престарелой тещё, заполнение бланков о выплате налогов и непременной жареной индейкой на Новый Год. К тому же никто их не гонит. У нас в стране свобода вероисповедания. Не так ли?
- Так-то оно так, но, не ходя к алтарю, они рискуют однажды оказаться на нем. И милая очаровательная жрица немного поранит их ритуальным кинжалом. К тому же ненависть не слишком приятное для властей чувство.
- Зато это чувство, а не животная потребность. Пусть ненавидят.
За очередной петлей, сделанной улочкой, раскрылся вид на Храм. На ровной, мощеной черным камнем площади высилось здание из белого мрамора. Широкие ступени со всех сторон вели к площадке с серебряным алтарем, окруженным высокой колоннадой, поддерживающей резной купол, венчанный крестом Богини. Вокруг колонн стояли флагштоки, на которых развивались черные и красные вымпелы. Из-под купола едва слышно доносились мелодичные звуки органа. Вокруг ступеней на расстоянии вытянутой руки с алебардой уже стояли солдаты в парадных черно-золотых мундирах. К площади сходился народ, горожане: ремесленники, подмастерья, слуги, домохозяйки, дети. Сходились крестьяне, бородатые, неумытые, они с ночи ехали из соседних деревней на телегах и повозках или сбивали ноги в кровь, путешествуя пешком. Чуть в отдалении возле восточного портала алтаря стояли дворяне из соседних замков с семьями. Пестрота гербов раннего Темного Королевства уже сменилась тусклой цветовой гаммой. Геральдический черный и багровый с вкраплениями золота и серебра господствовали в их облике.
На площадь выбегали последние опадавшие, спешно поправляя детали одежды. Солнце выглянуло из-за домов и уронило частичку своего света на алтарь. В музыке органа послышались торжественные ноты. Вышли четыре жрицы, в черных тонких платьях, контрастирующих с теплыми осенними костюмами толпы. Главная из них, по виду ещё девочка, подняла подкрашенные черным глаза к небу и, раскинув руки, запела.

Я не разум, не сила, не личность, не чувство,
Я не небо, не земля, не металл.
Я - сосуд для воли Её!

Толпа хором забубнила: «Я - сосуд для воли её!» Музыка органа превратилась в горделивый и торжественный гимн. Двери казарм распахнулись и двое гвардейцев вывели на солнце девушку в белом летнем платье и повели к колоннам. Толпа с благоговением посторонилась с их пути. Какая-то мать прикрыла глаза ребенку. Какой-то юноша прикусил губу и сжал кулаки. А какая-то женщина тихо в кулак улыбнулась. Кто-то алчно потер руки.

Я не имею ни рождения, ни смерти, ни жизни.
Нет ничего у меня: ни матери, ни отца.
Я- сосуд для воли Её!

Девушка, до того, словно кукла, поднимавшаяся по ступеням вдруг начала дергаться, закричала: «Мама! Мама! Помогите!» Но её крик утонул в звоне органных труб. Гвардейцы стиснули зубы и с усилием поволокли её вперед. Слезы потекли по щекам какой-то старушки. Букет белых кабарброкских ромашек, прочертив правильную дугу, упал к ногам девушки. Подростки во все глаза уставились на прорехи её рвущегося платья. Какие-то два старика обменялись свертками и пожали друг другу руки. Молодой человек, одетый, как дворянин, поднимая упавший платок незаметно передал записку, свернутую в трубочку, соседней девушке и был вознагражден благосклонной улыбкой. На краю площади трое крестьян тайком от сборщиков податей продавали телегу репы приезжему купцу.

Я пребываю за пределами воображения, у меня нет формы.
Я нахожусь за всеми проявлениями жизни.
Я- сосуд для воли Её!

Девушка безмолвно легла на алтарь, вторая жрица обнажила ритуальный кинжал и подняла его, любуясь игрой лучей на его лезвии. Толпа замерла в ожидании, Кто-то прикрыл глаза, кто-то наоборот стал подпрыгивать, чтобы лучше видеть. Кто-то подавился булочкой, а кто-то смачно высморкался.

Я окружен божественной силой, я лечу выше звезд.
Я не боюсь оков, я на свободе, всегда на свободе.
Я сосуд для воли Её!

Кинжал плавно опускается, сверкая и искрясь. Девушка выгибается и замирает, её платье окрашивается красным. Из специальных желобов в алтаре начинает течь кровь, жрицы подставляют хрустальные чаши и наполняют их. В толпе начинается давка, все стремятся оказаться поближе к чаше с живительной влагой. Слышится слабая ругань.
Жрицы обходят с чашами окружающих, даруя им по глотку крови и частичку магии, исцеляющей через кровь жертв от недругов и старости.
Все начинают расходится. Какой-то ребенок, проходя мимо меня, говорит:
- Мама, а зачем её убили? Это же плохо. И почему я должен пить её кровь? Так противно, и тетю жалко.
- Молчи сынок, - мать оглянулась на меня, - ну убили, зато ты теперь здоров, и больше кашлять не будешь. Скорее пошли завтракать.

Как я люблю такие маленькие городки. Какое неземное очарование они в себе несут. Эти бесподобные обыватели, эти крестьяне, жрицы, которые сразу после обряда спешат к речке с полотенцами и щетками, чистить ритуальные чаши.
Жаль только, что нынешняя главная жрица Тотелькопфа слишком не опытна, а то картина получилась бы просто феерической. Впрочем, именно в этом и заключается моя сегодняшняя задача: выяснить обстоятельства смерти леди Оливии и покарать убийц.
Для начала стоит зайти в её комнаты. Они должны располагаться как раз под алтарем. Поднимаюсь по ещё не до конца отполированным обувью прихожан ступенькам к колоннаде, отодвигаю в сторону гвардейца, ребенка, во все глаза глядящего на мои доспехи и оружие, раскрываю дверь в центральной колонне и по узенькой винтовой лестнице спускаюсь вниз. Пригибаясь под низкой балкой, я вхожу в уютный холл. Это круглое помещение с низким белым потолком, находящееся точно под алтарем и колоннадой. Белый пол идеально чисто вымыт, на стенах висят недавно нарисованные иконки, кресты и кинжалы. Четыре дубовых двери расположены в разных концах помещения, из одной пришел я, две других закрыты, одна – опечатана. Возле одной закрытой двери стоит старенький деревянный книжный шкаф. Вот интересно, что они читают, неужели там только религиозные тексты? Итак, «Символ Черной Веры» Издание Антрогаллы, год 894, «Списки с копий Манускрипта Воинов» Издание Антрогаллы, год 811, «О Жертвенных Кинжалах», довольно новая работа ремесленника Гиго Капета из Дарвейна, 908 год, «История Темных Культов, а в особенности Культа Селении. Поклонение Князю Тьмы», университет Лякримы год 860. Ага, вот это уже интереснее: «Каталог Тааркханской Косметики», «История сэра Лорса и леди Сессиль», «Роланд Карстейн и демоны Восточных Морей». И, конечно, самая зачитанная книжка этой библиотеки: «Как выглядеть привлекательной и приобрести множество поклонников», Вельтуйская свободная пресса, год 907. Больше вроде ничего интересного в холле нет.
Зайдя в первую из дверей, вижу столовую. В углу кладовка, какие-то свертки, мешок картошки, немного бижутерии. В центре стол, на нем почти догоревшие свечи и неубранная посуда после завтрака. На стенах полки с посудой и интересной коллекцией глиняных фигурок. Посреди стола записка: «Купить пару новых кинжалов, книгу «Слово Богини», черную помаду и пять килограмм картошки». Слова «помада» и «картошка» зачеркнуты.
За второй дверью – спальня. Стоит четыре одинаковых кровати. Гнутые резные ножки, высокое изголовье с серебряными черепами, интересно, им, наверное, каждую ночь снятся кошмары. Три кровати пребывают в художественном беспорядке, развороченные перины, скинутые на пол одеяла. Что интересно, подушки порваны во многих местах, интересно, не ужели они, как и мы во время нашего ученичества, дерутся подушками? Одна кровать чисто прибрана, из-под подушки выглядывает плюшевый носорог. Здесь живет отличница, видимо именно она исполняет обязанности главной жрицы.
Так, теперь последняя дверь. Она опечатана и заперта чарами. Раскрыв её, вижу темную комнату со светящимся черепом грифона под потолком. Полагаю, он - боевой трофей. Череп дружелюбно и гостеприимно улыбается, его огромный потрескавшийся клюв чуть приоткрыт, глаза горят. Больше ничего не видно.

В холле множество свечей, несколько из них вполне можно позаимствовать. В их свете комната преображается. Черный мраморный пол покрыт вязью золотого узора, Красные стены плавно переходят в белый потолок. Посреди комнаты стоит Алтарь с чашей засохшей крови. У дальней стены кровать с высоким балдахином, на ней завернутое в ткань и законсервированное Словом Сна тело. Это, должно быть, и есть Оливия. У стены стол, на нем книги. «Символ Черной Веры», «История Ордена Ограждающего Света», «Учение Отца Света». Раскрыта книга «Черная Вера. Ответы на вопросы». Странная подборка, просто подозрительная. Раскрыта книга для новообращенных, написанная чтобы укрепить их в черной вере и избавить от сомнений. В углу стоит длинный тонкий меч, на нем снова кровь. Все интересней.
Слышен стук каблуков по ступенькам, обитательницы возвращаются с речки. Стоит выйти, поприветствовать их.
- Доброго дня вам, могущественный командор и твердой руки, - короткий реверанс.
- Доброго дня вам и ясности мысли, - полупоклон.
- Ваш визит – большая честь для нас, мы в вашем распоряжении. Я леди Вайэрен, со мной леди Неридель, леди Зайна и леди Анна.
- Волей Первого Командора и Черного Короля я прибыл в Тотелькопф выяснить причины смерти леди Оливии и покарать виновных.
- Воля их – музыка наших сердец, мы в вашем распоряжении.
- Итак, расскажите мне все, как это было.
- Извольте, - заговорила одна из них, леди Вайэрен, главная жрица, - Пять восходов дневного светила назад мы все спали в наших покоях, а в два часа ночи были разбужены страшным порывом ветра, несмотря на то, что находились внутри закрытого помещения. Дверь с грохотом выбило, ветер разворотил все вокруг, сосуды с кровью разорвало изнутри. Мы бросились в холл, там по стенам и потолку плясали призрачные неясные огоньки, бушевал ветер, а из дверей Оливии виделось ярко-красное сияние. Мы ворвались туда и увидели две объятые молниями и белым пламенем фигуры в доспехах, и Оливию, слабо улыбающуюся, с раскинутыми руками и кровью, текущей из нескольких рубленых ран. То, что мы увидели, было просто подобно какой-то картинке из детской книги ужасов. Буквально через несколько секунд обе фигуры, вместе с доспехами, обратились в жалкий пепел, а ещё через две минуты Оливия умерла. Вот и все, что мы можем сказать, - она скромно потупила глаза. - Сдается мне, что вы многого не договариваете.
Одна из них, похоже что леди Анна, быстро огляделась, раскрыла рот, попробовала что-то сказать, но её соседка толкнула её и скороговоркой сама произнесла:
- Это все, что мы можем, что мы имеем право сказать. Клятва молчания держит нас. Ну что же, поиграем в детектив.
- Перед смертью, за эти две минуты леди Оливия что-нибудь говорила?
- Да, - заговорила Вайэрен.
- Что?
- Клятва молчания, данная умирающей леди Оливии, не дает нам права ответить на этот вопрос.
- Хорошо. Кто были эти люди, чьи догорающие останки вы застали в комнате Главной Жрицы?
- Мы не знаем, кто это был. Впрочем, на них были вроде бы неплохие доспехи.
- Вы знаете, почему они могли бы напасть на леди Оливию?
- Да, но вновь мы не можем ответить.
- Вы хотя бы понимаете, что клятва, данная вами, не дает мне никакой возможности разобраться с указанной проблемой. Лишает меня, всех нас, возможности совершить справедливое возмездие? Я не смогу покарать убийц.
- Да, все это нам прекрасно понятно, и мы сожалеем, что не можем помочь. В то же время та информация, которой мы обладаем, может оказаться страшной и наносящей тяжелый удар по нашей Черной Империи.
- Страх – заслуживает смерти. Правда – должна быть услышана, ибо отсутствие правды –есть ложь. Я не боюсь правды.
- Отсутствие правды, - леди Вайэрен слабо улыбнулась, - это не ложь, а всего лишь отсутствие правды. Не стоит мне говорить о основных заповедях, я их отлично знаю. Все мы их отлично знаем. Но также мы знаем, что должно стремиться быть сильными, а эта тайна, будучи раскрыта, сделает нас слабыми.
- Получается простая игра словами. Просить нарушить клятву вас я не буду. Может вы хоть посоветуете, как найти и наказать виновных?
- Мы мало искушены в подобных делах. Но вот что нам известно, из тех, кто обладал магией, достаточной, дабы раскрыть врата Храма, когда мы спали, никто не покидал город, мы установили Слово Поиска Чар. А такой человек должен был быть, и он не был среди тех, убитых. Ищите его и найдите.
- Это все, что вы можете подсказать?
- Да. Мы долго думали, и более ничего предложить мы не можем.
- Хорошо, я пойду его искать, а вы мне напоследок вот что скажите, только не хором, а каждая из вас по очереди, и глядя мне в глаза, каждая ли из вас уверена в том, что вы правильно поступаете, скрывая тайну от меня?
Итак все они отвечают «Да», но леди Анна – последней и с видимыми колебаниями. Вряд ли она лжет, скорее не уверена. Над этим стоит поработать, а пока стоит прогуляться по верхнему городу. Взглянуть на жителей, определить колдуна.
- Удачи вам и Силы и острых клинков.
- Удачи вам и Силы и победы над врагами богини.

Город в полдень был похож на аквариум с золотыми рыбками. Разве что вместо воды – дым печей, гарь ремесленных мастерских и солнце, которое оголяло равнины светом, но обделяло теплом. Сила Света традиционно в тепле, и холодный Свет обречен на затухание. Да, а рыбки были совсем не золотые. Кто бы мог быть преступником?

- Вы знали леди Оливию?
Дрожащие губы, опущенный взгляд, старик-кузнец: «Да, конечно, сэр рыцарь, великим она была человеком, мы все любили её».

- Вы знали леди Оливию?
Немытая голова, бегающие глаза, перегар изо рта, крестьянин: «Нет, благородный господин, мы тута не местные, вот картофелем торгуем, пошлины-то уплачены».

- Кто мог бы в городе не любить леди Оливию?
- Она была другом для всех, благородный господин, все уважали её и ценили.
- Даже те, чьих родственников она приносила в жертву?
- Ну… не знаю…
- А какое наказание в нашей великой стране за ложь вы знаете?
- Я… да, знаю.

- Кто в городе занимается магией, кроме жриц Богини?
- Сэр, мы простые ремесленники, ничего мы не знаем. Хотя вот Глава нашей гильдии, старый Фрико, говорят иногда, баловался с такими вещами, что самое милое дело было бы его в жертву… того, ножичком-то…

- Эй, парень, ты знал леди Оливию? – может хоть ребенок скажет хоть что-то разумное.
- Да, господин. Я часто смотрел на неё на утренних молитвах.
- А ты можешь сказать, кто её здесь не любил?
- Да не любили-то её почти все. Боялись и ненавидели. А вы приехали покарать её убийц?
- Да. Кто, по-твоему, был в силах противостоять ей здесь?
- Я думаю никто, кроме разве что гостей города.
- Ты кого-то подозреваешь?
- Да, сэр, но вы маме не скажите, что я вам рассказал?
- Нехорошо утаивать что-то, мальчик. Это недостойно и несет в себе слабость. Будь готов встретить угрозу наказания с поднятым лицом. Говори.
- Вам легко так сказать. На словах-то я сам все понимаю. Но мать, она накажет меня и будет плакать потом, что она меня воспитывает, а я вот…
- Если твоя мать хочет вырастить из тебя достойного человека, то она будет гордиться тобой, когда увидит в тебе смелость и честность.
- Хорошо, я скажу. Они приезжали пару раз поздними вечерами, прикидываясь крестьянами и бродягами. Останавливались прям в таверне. Один из них заходил к матери, это её троюродный брат. 17 лет назад он бежал в Стаххард, и с тех пор от него вестей не было, а тут вернулся. Принес гостинцев, поговорил с мамой, она плакала, кричала на него, а потом смеялась. А потом дядя удел, а перед уходом назвал маму дурой, сказал, что она забыла, что такое честь, долг и любовь к родине. Мама потом всю ночь не могла уснуть. Грустила. Я думаю, что дядя злой. И я ведь не предаю никого, говоря с вами?
- Нет. Ты поступаешь достойно. Но знай, что когда ты вырастешь, ты должен будешь сам защищать тех, кто тебе дорог, кому ты чем-то обязан. Ты должен будешь заставить их платить за каждое слово, за каждую мысль за каждый взгляд, кажущийся тебе не достойным. А пока же учись и тренируйся.
- А я и учусь. А можно мне будет к вам в Орден?
- Учись, тебе обязательно представится случай доказать свои достоинства. А пока скажи, будут ли они сегодня и были ли они здесь пять ночей назад?
- Раз, два… четыре… Да, были. Но не знаю, будут ли. Если увижу, постараюсь вам сказать, а где вас найти?
- Казармы, комната для гостей.

Я воин Империи, где правит всем ночь, но что-то последнее время она стала слишком похожа на день. Интересно, отличается ли этот городок от Вельтуйского или Эльмерского? Архитектура та же, люди – те же и интересы – те же. У нас стоит вместо их лживых церквей Храм. Но людям-то все равно. Воспринимают они это одинаково. У нас кровавые жертвы, но у нас, благодаря черной магии и силе закона ниже преступность, в том числе убийства. К ому же часто в жертву приносятся люди шестидесятилетние, иждивенцы, то есть общество ничего не теряет, а национальный продукт на душу населения растет. Гляжу в окно казармы, и мне кажется, что мы ничем не отличаемся от них. Солнце умирает, окрашивая своей красной кровью облака. Восходит луна. Наступает ночь.
Белая Ночь – обман. Ты ждешь темноты, но приходят лишь сумерки. Ты ждешь покоя, но приходит тревога. Белая ночь страшна, как затянувшееся солнечное затмение, неожиданна, хотя приходит снова и снова. О, Великая Богиня, пусть же ночь в Аннатари будет черной.

- Сэр Рыцарь, - мальчишка с которым я говорил днем, врывается в дверь, - они пришли… И идут к Храму. С оружием.
- Спасибо. Ты молодец. Найди меня утром. А сейчас мне пора.

Я успел как раз вовремя. Драка была в самом разгаре. Храм в свете десятков факелов выглядел много величественней. Метавшиеся огни высвечивали то одну, то другую часть здания. Длинные лунные тени протянулись вдоль площади. Множество трупов живописно развалились на площади как фиалки на клумбе. Звон мечей, когда я подошел, уже затихал. Последние трое стражников еле держались возле алтаря и с трудом отбивались от наседавших противников. Их осталось более десятка. В отличных блестящих доспехах, с современным оружием они выглядели превосходно. Возле храма высилось две фигуры на конях, длинные пики с белыми вымпелами были устремлены в небо. Они уверенно переговаривались. Неужели Орден Ограждающего Света?

- Благородные серы, я счастлив, что вы здесь с оружием в руках. Именем Великой Богини, вызываю вас на бой.
- Смотрите, ещё один. Взять его. Осторожней, он – рыцарь.

Жаль, просто заграничные бродяги. Жестокая кара ждет их.

Нет здесь света,
Боль обета
Бьется с силами рассвета.
Нет здесь неба,
Только вера
Здесь прекрасна, жизнь же сера.
Гнев разбужен
Спор – не нужен
Молнией теперь разрушен.

Вспышка света, грохот среди далеких туч – вот ваше будущее. Вам стоит гордится им. После жизни между помоек и луж, вы нашли смерть от чистой молнии.

- И подняла Она руку, говорят предания, и задрожали основы гор. Как дрожите теперь вы. И гремел её голос среди штормовых облаков: «Здесь будет воздвигнут мой Храм!» И обратились деревья в колонны, а облака в купол крыши. Вам же такая сила не доступна.
Я чувствую каждый ваш вдох, каждую частичку пота, каждую прореху вашей брони, каждый ваш рвущийся сосуд, разбрызгивающий кровь на мой меч. Я чувствую ваш страх и ваше восхищение. Я чувствую вашу боль. Я знаю. Я тоже был таким же. Я был человеком. Когда-то. Как и вы когда-нибудь меж пыльных могил обретете в прошлом ваше человеческое будущее, ваше человеческое предназначение – жить и умереть.
- Сверкнули в её глазах молнии, и все небо засияло знаменами. «Отсюда пойдут вперед мои воины. Здесь начнется война.» Теперь её война коснется вас.
Я презираю вас, когда вы бежите, бросив своих раненых товарищей. Вы ответите сполна за каждое предательство. Вы знаете. Жаль, что чувство собственного могущества вам не доступно, ибо один, обретя силу никогда не откажется на неё, променяв за жалкую жизнь.
- Она опустилась на колени, взяла горсть земли и бросила её в воздух, подарив ветру. «Такова же будет судьба моих врагов. Лишь в ветре перемен сохранится память о них»
Больше вроде бы нет никого. Все снаружи мертвы. Хотя кто-то, я видел, сумел прорваться внутрь. Последуем же за ними.
- Сэр, осторожно! – знакомый детский голос.
Я как раз успел вовремя обернуться, чтобы поймать стрелу в сочленение доспехов. Арбалетчик отбросил арбалет, замахнулся мечём на ребенка и получил мою молнию в затылок. Он красиво дернулся, весь задрожал и раскинув руки упал на лежащего рядышком сотоварища с головой, разрубленной на две ровные половинки.
Стрела зацепила легочную артерию, впрочем, совсем чуть-чуть. Я наклонился над ближайшим трупом, срубил ему голову, выковырял её из шлема и насладился живительной влагой её крови. Голова мило улыбнулась и укатилась в темноту. Сразу стало легче.
- Сэр рыцарь, вы живы?
- Спасибо, парень. Да, меня зовут Шархар, так ко мне и стоит обращаться, а не «сэр рыцарь». Со мной все в порядке, сейчас минуты три отдохну и пойду дальше. Вот, возьми эту стрелу на память. И беги домой.
- Удачи вам.

Я прислонился к колонне, боль потихоньку стихала, пульсируя на кончиках пальцев. Огляделся вокруг: площадь была абсолютно пуста, какие-то тени мелькали в соседних переулках. За какими-то ставнями горел свет. Думаю, что все местные жители сейчас стояли в темноте своих комнат и исподтишка глазели на меня. Из подземелья Храма поднимался запах паленого, похоже, жрицы справились с оставшимися противниками без меня. Молодцы. Снизу доносились вперемешку с эхом их голоса, постепенно беседа становилась громче и интереснее.
- Ну вот мы и победили их. Так сказать первое применение нашей магии. По-моему отлично.
- Да, особенно мне понравилось, как задергался этот, в белом шлеме, вон до сих пор выражение ужаса на лице.
- Да, просто Супер, хотя вон тот – тоже ничего.
- Так-то оно так, но вон Зайну ранили. В следующий раз мы, возможно, так легко не отделаемся. Вайэрен, мы должны рассказать все этому командору.
- Молчи, Анна, ты хоть понимаешь, что тогда будет?
- Да, многое изменится, но ведь мы все знаем, что ложь заслуживает смерти, но многое из того, что составляет основу Культа Черной Богини – как оказалось Ложь.
- Не стоит воспринимать видения леди Оливии как истину. Более того, в предсмертном бреду она могла ошибиться.
- Не могла, ты сама знаешь это.
- Знаю. К сожалению… Но вот какой ещё аргумент, слабость-то тоже заслуживает смерти, а это знание, будучи общедоступным и примененным в жизнь сделает нас слабее.
- Не факт…
Интересно, почему наша жизнь полна постоянного решения подобных задач. Достойно ли это? Верно ли поступить так? Не будет ли что-то лицемерием или слабостью.
- Я говорю, мы обязательно должны рассказать все командору.
Голоса приближались. Слышался стук туфель по лестнице.
- Только попробуй. Тогда такое случится!.. Ой, мои приветствия, сэр Шархар, вы ранены? Вам плохо?
- Плохо вот этим милым людям, развалившимся вокруг. Они просили передать вам привет.
- Вы просто очаровательны, спасибо за оказанную помощь.
- Всегда пожалуйста, мой долг пред Дремлющей звал меня. Вы же теперь все мне расскажите о видении леди Оливии.
- А… Ну… Мы вынуждены отказаться.
- Именем Великой Богини и Силой, данной мне Орденом Черной Луны, Законом, дарованным Властелином, я повелеваю: говорите, все, без утайки, без… Ложитесь!
Как не вовремя появились эти всадники с арбалетами. Снова засвистели стрелы, засверкали молнии. Интересно, а в городе вообще есть стража? Гарнизон какой-нибудь? Вот ещё, хотелось бы знать, откуда берутся такие толпы агрессивно настроенных вооруженных людей здесь, в двухстах милях от границы. Столь метких и хорошо тренированных.
Я произнес Слово Черного Рыцаря, и зашагал в их сторону. Пара из них направила на меня кавалерийские пики и начала разгон. Остальные продолжили перестрелку со жрицами. Ненавижу драться, стоя на земле, против конников, думаю все пешие воины, не оснащенные пиками, меня поддержат. Я встал на одно колено, закрылся щитом и стал ждать. Вскоре первая пика ударила в мой щит, я почти опрокинулся на спину, но сумел таки перерубить ноги его коню, потом перекатился вбок, уклонившись от второго копья, развернулся к первому противнику. Он уже поднялся, и отбросив копье шел на меня с мечем и щитом. О, так значит поединок.
- Защищайтесь, благородный сэр.
- Я принимаю ваш вызов, Тьма приходит всегда!
Два верхних удара, удар под щит, блок, парочка раздражающих щелчков в щит, еще одна серия ударов. О, он, кажется, начинает потеть и уставать. Не сильный противник. Атака, блок, длинный выпад. Блок второго атакующего, который любезно подкрался сзади поучаствовать в честном поединке. Два шага вбок, нижний удар, парочка обманных выпадов, и вот он, долгожданный удар в колено. Один – обездвижен. Теперь второй. Две серии быстрых ударов, отход, ещё одна атака и он – мертв. Теперь можно оглядеться. Битва прошла более чем неудачно, похоже, что теперь моя миссия провалена, все жрицы мертвы. Противников осталось трое: двое рядовых и командир, тот, кому я прорубил коленку. Солдаты помогали ему подняться, но при моем приближении с криками побежали, вскочили на коней и ускакали. Рыцарь же, стоя на колене грустно и со злобой глядел на меня.
- Что ж, теперь поговорим, мой несчастный друг. Как нога, болит? Вижу, болит, это хорошо. Теперь, будьте так любезны, представьтесь и расскажите, что здесь у нас происходит.
- Я Эотред бывший барон Краса, иммигрант. А вы?
- Шархар аэнедд’Шархар, командор Ордена Черной Луны. Безмерно рад знакомству.
- Шутить изволите? Простите уж, тяжело вести светскую беседу с прорубленной ногой.
- Терпите, друг мой, и вам это зачтется. Будьте сильнее вашей боли. Вы лучше скажите, зачем вы все это устроили.
- Да, с превеликим удовольствием. Позлорадствую в последний раз. Дело в том, что у леди Оливии было видение. Истинное и очень важное. Это я узнал из своей агентурной сети. Видение касалось того, что та форма, которую приняло поклонение Богине в Аннатари, во многом не верна. Само собой, в Астахари ситуация с Селенией не лучше, но это отклонение от темы этой куртуазной беседы. Итак, раскрытие сути этого видения привело бы к тому, что прекратились кровавые жертвы и жестокость везде в Аннатари. А я не хочу этого.
- Какая волшебная сказка. Первый вопрос, почему я должен верить, как-то ваши слова бездоказательны, второе, вы же против кровавых жертв, так зачем все это вам нужно. И третье, и самое главное, если вы так старались сокрыть эту информацию, так зачем вы мне все это рассказываете. Какое-то противоречие я вижу.
- О, все очень просто, позвольте, я расскажу вам, Извините, что говорю невнятно, нога у меня чуточку болит, так вот. Первый ответ: не верьте, пожалуйста. Я ведь просто злорадствую. Второе, самое главное. Дело в том, что Черный Режим в Аннатари, подчиненный почти бессмертной элите почти всесилен и способен подчинить себе всех и все, если бы не одно «но», пока идут кровавые жертвы, вы никогда не обретете поддержки населения, даже при самых справедливых законах, самой качественной медицине и так далее. Потому уничтожить вас можно лишь тогда, когда весь народ поднимется на справедливую войну против вас, и поведем его мы.
- Справедливую ли? Да ещё и вместе с вами, в то время как вы жертвуете их жизнями ради вашей победы. Так ли вы заботитесь о благе народа?
- Даже тысячи жертв допустимы в борьбе против вас.
- Как-то это слишком по-нашему.
- Ну и пусть, это всего лишь игра слов в устах жестокого убийцы.
- Да. А ваши слова – ложь в устах лгуна. Почему вы говорите это мне тогда? Объясните мне это противоречие.
- Вот вы сразу и обвинениями кидаться. Говорю я потому, что одних моих слов вам не достаточно, а доказательств у вас нет. Они есть у меня, и вам их не получить.
- А вот это вы очень зря сказали. Знаете ли, у нас очень чудные и дивные камеры пыток, вам там понравится. Там вы все расскажите и укажите местоположение всех ваших доказательств.
- Это вряд ли.
- Нет-нет, всякий расколется после нужного количества процедур.
- Если доживет до них.
Эотред метнул меч, я пригнулся и он угодил в ребенка, непонятно как и откуда оказавшегося у меня за спиной. Видимо подкрался понаблюдать за концом битвы. Пока я оборачивался, барон перерезал себе горло кинжалом и с хрипом повалился на мостовую.
Моей магии хватит, чтобы спасти лишь одного из них. Кого, барона Эотреда, катающегося по мостовой с профессионально перерезанным горлом, знающего очень важную для Аннатари информацию, или ребенка, с мечем наполовину торчащим из живота, наполовину - из спины, незнакомого, пару раз помогшего мне, никому никогда не нужного. Нет времени думать. Ребенка.
- Пей, малыш, сейчас ты почувствуешь прилив сил и здоровья. И в дальнейшем кровь будет тебе любимым лакомством. Пей.

Я знаю, ты, Великая Богиня, читаешь эти строки, ты видишь все мои мысли, понимаешь все мои действия и побуждения. Ничто не сокрыто от тебя. Ты играешь мной как игрушкой, направляешь на поступки, не свойственные мне. Лишаешь меня своей жизни. Порой, теперь совсем редко, моя настоящая сущность пробуждается. Она совсем не такая, какая видна снаружи. Отпусти меня. Хватит мучить. Ты же знаешь, сам я не найду сил, чтобы уйти.

Я не разум, не сила, не личность, не чувство,
Я не небо, не земля, не металл.
Я - сосуд для воли Её!

Почему я спас его? Какова была от него польза? Зачем я это сделал? Странный, глупый поступок. Был ли я слаб и открыт для ненужных эмоций?
- Вы спасли меня. Спасибо…
- Не за что. Отдыхай.
- А я стану Черным Рыцарем?
- Скорее всего. После долгих лет труда. Меня, я уже говорил, зовут Шархар, а тебя?
- Меня зовут Артур.